У него было ощущение, будто он швыряет канат в темноту и надеется, что кто-то, стоящий на невидимом пока причале, сможет поймать конец и отбуксировать его в гавань. Прежде чем подписаться, Джон помешкал. Если кто-нибудь вообще способен взять его на буксир, то это будет только Эстер.

Я верю в тебя, Эстер, и, когда вернусь домой, отблагодарю за всю заботу обо мне и о моих близких.

Джон подписался, сбежал по деревянному пирсу и протянул записку капитану.

— Пожалуйста, проследите, чтобы она получила мое письмо, — попросил он. — Я здесь как в западне, пока она не пришлет мне денег на обратный путь.

Он посмотрел на корабль.

— А может, я могу отработать за проезд?

Капитан рассмеялся ему в лицо:

— Отработать? Вы что, моряк?

— Нет, — сказал Джон.

— Если хотите добраться домой, мистер, придется заплатить за проезд, как все.

— Она вознаградит вас, если вы передадите ей письмо, — пообещал Джон. — Пожалуйста, проследите, чтобы она его получила.

Капитан небрежно сунул бумагу в карман куртки.

— Ну ладно, — сказал он и скомандовал матросам готовиться к отплытию.

Речное течение подхватило корабль, и он отошел от пристани. Джон наблюдал за тем, как поднимали паруса, слышал крики команд, скрип канатов и дерева, пока корабль отходил от берега.

— Сколько пройдет времени, пока вы получите ответ? — спросил его плантатор.

— Не раньше чем через четыре месяца, — сказал Джон. — Дорога туда и обратно, конечно, если у нее есть деньги.

Тот усмехнулся.

— Мне бы пригодился работник на плантации, — сказал он.

Джон кивнул. Всем в Виргинии было известно, как трудно найти работника. Значит, ему придется пойти в батраки, пока Эстер не пришлет ему вексель и он не сможет снова стать джентльменом.

— Прекрасно, — сказал он. — Но сначала мне нужно побывать в Джеймстауне. Я должен сдержать обещание.

Джон смог ненадолго увидеться с губернатором, когда важная персона неторопливо прогуливалась от нового здания городского совета к губернаторскому особняку.

Джон, прихрамывая в своих плохо сидящих башмаках, догнал его.

— Сэр Уильям?

Молодой человек обернулся, бросил взгляд на скромное одеяние Джона и пошел дальше.

— Я — Джон Традескант, садовник короля. Я возделывал свою плантацию вверх по реке, когда повхатаны спасли меня от голодной смерти. Я прожил с ними несколько лет. Я пришел в Джеймстаун просить милосердия к Опечанканау.

Сэр Уильям на миг зажмурился, услышав эту невероятную историю, и замедлил шаг.

— Милосердия?

— Он — старый человек и просто не видел будущего для своего народа. Если бы им позволили селиться по справедливости после первого восстания, он не чувствовал бы себя настолько загнанным в угол. Сейчас они готовы заключить мир, прочный мир, если только мы дадим им землю, в которой они нуждаются.

— Вы говорите от их имени? — спросил сэр Уильям. — Вы на их стороне?

Почти незаметно пара солдат придвинулась от входа в здание совета поближе к ним.

— Нет, — сказал Джон. — Они прогнали меня. Я — англичанин и, как только смогу, вернусь в Лондон. Но я должен отплатить им добром. Они взяли меня к себе и кормили, когда я был близок к голодной смерти. Я бы хотел отплатить им добром. Да и в самом деле, мне кажется, сэр Уильям, что мы не всегда к ним справедливы.

Молодой человек колебался совсем недолго.

— Это новая страна, — сказал он. — Мы разведываем земли на юг, к северу и к западу. Повхатаны и прочие дикари должны знать, что теперь это наша страна, и если они будут бороться против нас, если они будут нарушать мир, тогда единственным ответом будет смерть.

— Здесь был мир до того, как мы появились, — быстро сказал Джон. — Здесь уже была эта страна до того, как мы появились. Повхатаны были здесь до того, как мы появились. Кое-кто может утверждать, что это их страна.

Сэр Уильям резко взглянул на Джона.

— Тогда тот, кто так говорит, будет предателем Англии и короля, — сказал он. — Вы утверждаете, что были на службе у самого короля. Он не такой человек, чтобы принимать преданность наполовину, да и я тоже.

На мгновение Джону на память пришла его далекая жизнь при дворе и король, который не умел отличить половинчатую лояльность от игры и реальности.

— Я храню верность королю, — сказал он. — Но плохим примером будет убить короля повхатанов. Он должен быть, как все короли, — неприкасаемым.

— Он — не король, — с внезапным раздражением сказал сэр Уильям. — Он — дикарь. Вы оскорбляете его величество подобным сравнением. Персона короля священна, над ним только сам Господь Бог. Этот грязный старый индеец просто дикарь, и мы его повесим.

Он резко отвернулся от Джона и пошел прочь.

— Он был для нас королем всего лишь пару лет тому назад, — упрямо продолжил Джон. — Покахонтас была принцессой, ее приглашали в Лондон и обращались с ней как с принцессой королевской крови. Я знаю. Я был там и видел это. Повхатаны тогда были свободным и равноправным народом, и их королевская семья была такой же священной, как и наша.

Губернатор покачал головой.

— Уже нет, — просто ответил он. — Сейчас они для нас хуже животных. И если вы решите вернуться к ним, скажите им следующее: в этой стране для них нет больше места. Скажите им, что им придется уйти. — Он взмахнул рукой. — На юг или дальше на запад. Идти все дальше и дальше. Теперь это наша земля, и мы не собираемся ни с кем ее делить.

Осень 1645 года, Англия

На второй неделе сентября Эстер получила письмо Джона, в котором он просил прислать деньги на дорогу домой. Матрос, принесший письмо, получил пенни за беспокойство и миску жидкого супа у кухонной двери.

Эстер пошла с письмом в комнату с редкостями — там горел слабый огонек в камине, а свет через высокое венецианское окно был достаточно хорошим. Кроме того, у нее было странное суеверное чувство, что самой редкой вещью из всего было именно письмо от мужа.

Оно было смято от долгого пребывания в чьем-то кармане и затерто, будто его бросили где-то и забыли на какое-то время. Эстер рассмотрела внешнюю сторону сложенной бумаги с крошечной капелькой сургуча, которой оно было запечатано, так внимательно, будто хотела прочитать — что же написано на каждом сантиметре бумаги, помимо самого письма внутри. Потом она села за стол, стоявший у окна для удобства художников, желающих зарисовать экземпляры их коллекции. И сломала печать.

Дорогая жена.

Надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии и благополучии. После многих месяцев жизни в лесах я теперь на пути в Джеймстаун.

Эстер остановилась. Она думала, он живет в плантаторском доме, таком, какие были на иллюстрациях в книгах о Виргинии. Маленький домик, построенный из грубо обработанных бревен, с крышей, крытой деревянной черепицей. Что он имел в виду, когда написал о жизни в лесах?