в возможности ее демократического развития он не особенно верил. Видимо, он полагал, что «Россия – это “традиционное” варварство, чьей единственной функцией… было помочь разрушить “новое” варварство»[449], заявившее о себе в Германии. Интересы Франции стояли для него на первом месте, и его мало волновала судьба России (а кстати, кто знает, как сказалась бы на этой судьбе реализация предложенного им плана?).

18 июня 1918 г. Вильсон принял Бергсона; официальная встреча с ним состоялась 26 июня. Нет точных сведений о том, как прошли их беседы, известно только, что Вильсон сомневался в оправданности предложенной Бергсоном операции, опасаясь, что она нанесет союзникам моральный урон. Но события развивались так быстро, что опережали всякие проекты, и к середине июня ситуация на фронте изменилась: французские войска под командованием генерала Ф. Фоша провели удачное контрнаступление и несколько потеснили противника. К концу июня резко возросла численность американских войск, вооружения и техники на Западном фронте. «…К счастью для нас, – пишет Бергсон, – блестящие успехи Фоша, на которые мы едва решались надеяться, когда считали необходимым восстановление Восточного фронта, а также неожиданная быстрота, с какой пришла американская помощь, сделали это восстановление бесполезным или менее насущным» (р. 639). Однако он признает, что вторая его миссия столкнулась с препятствиями, которых не было во время первой (в частности, на этот раз он не мог, как прежде, рассчитывать на Хауза, поскольку тот видел первоочередную задачу в укреплении Западного фронта). Впрочем, пишет Бергсон, Вильсон в конце концов принял в принципе, хотя бы частично, сформулированное им предложение, но тем временем необходимость в этой операции отпала.

Позднее, летом 1918 г., Бергсону предложили еще одно дело. Он должен был возглавить группу видных представителей Французской республики, отправлявшуюся в путешествие по всему миру с целью выяснения ряда экономических проблем; но главным мотивом экспедиции, по словам Бергсона, было «показать Францию в тот момент, когда следовало сделать все, чтобы повысить ее престиж в мире» (р. 641). Руководитель группы, Альбер Метен, внезапно скончался в Сан-Франциско в самом начале путешествия, и Бергсону предложили взять на себя его функции. Но он отказался, сославшись на нездоровье. Главной причиной его отказа явилось то, что новое поручение уже не было непосредственно связано с вопросами войны, это была задача не сложная, а скорее почетная. Но, пишет он, «в сущности, всякий почет был мне безразличен. Или, скорее, я не чувствовал себя достойным его. Я ничего не значил. Никто больше ничего не значил. Существовала только Франция» (ibid). Эти слова многое проясняют, на наш взгляд, в поведении Бергсона во время войны, в той пропаганде войны, участником которой он был (об этом – в 8-й главе), поскольку показывают глубину и искренность его гражданских чувств, его преданности родине. Он был настоящим французским патриотом (сохраняя при этом верность и еврейской общине, к которой принадлежал), и в сложные для страны моменты оказался готов забыть об опасности ради выполнения долга.

В марте 1919 г. Бергсон был избран командором ордена Почетного легиона (предыдущих степеней он был удостоен раньше). В послевоенный период он продолжил научную и практически-организационную деятельность. В ноябре 1919 г. он стал членом Высшего совета народного образования и выполнял эти функции до 1925 г.; в эти годы он много сделал для реформы системы образования во Франции[450]. В сентябре 1920 г. Бергсон открыл философский конгресс в Оксфорде[451], где выступил с докладом «Предвидение и новизна»; доклад лег в основу его работы «Возможное и действительное», вошедшей впоследствии в сборник «Мысль и движущееся».

В этот период нашли конкретную форму реализации проблемы, обсуждавшиеся Бергсоном в 1917 г. с президентом США В. Вильсоном. На Парижской конференции 1919 г., где 28 июня 1919 г. был подписан мирный договор с Германией, была создана та организация, на которую оба возлагали тогда надежды, – Лига наций. 10 сентября 1921 г. ассамблеей Лиги наций была учреждена – в качестве консультативного органа – Международная комиссия по интеллектуальному сотрудничеству, заложившая основу будущей ЮНЕСКО. В состав комиссии вошли представители разных стран, всего 12 человек, и в их числе – Бергсон, А. Эйнштейн, М. Склодовска-Кюри; в апреле 1922 г. Бергсон был избран первым ее президентом. К тому времени он был философом с мировой известностью, членом-корреспондентом Британской академии, ассоциированным членом Королевской академии Бельгии, иностранным членом Королевского общества в Эдинбурге и Национальной академии в Риме, Женевского Национального института и др. В трехтомнике «Сочинений и речей» Бергсона содержится ряд документов, посвященных работе комиссии; судя по стилю, они были составлены при его участии, если не им лично, и дают хорошее представление о его деятельности в этой новой для него сфере.

На состоявшемся 1–6 августа 1922 г. в Женеве первом заседании комиссии были определены ее неотложные задачи и план действий. Основной задачей комиссия сочла установление и расширение контактов между учеными различных стран. В итоговых документах заседания изложены ближайшие цели работы. Повсюду в Европе, говорится здесь, звучат голоса, предупреждающие об опасности, которая угрожает цивилизации, о том, что во многих странах заметны «симптомы упадка и, возможно, даже признаки регресса»[452]. Чтобы установить, в какой мере верны эти оценки, определить реальное состояние интеллектуальной деятельности в разных странах, понять, какой ущерб был нанесен в этом плане войной, решено было провести в академиях, университетах, научных обществах и пр. анкетирование, которое отразило бы их цели, форму организации, объем работы и бюджет и помогло бы сравнить их послевоенное состояние с предвоенным. Полученная анкета, как предполагалось, могла быть дополнена и анкетой об экономических условиях деятельности самих научных работников. Комиссия также признала целесообразным обратиться к правительствам разных стран, чтобы получить представление о регламентах и законах, руководящих там интеллектуальным трудом, о финансировании научных организаций. Как особая цель в рамках этой общей задачи рассматривалась помощь странам, чья интеллектуальная деятельность в результате войны оказалась под угрозой: многие старинные университеты были на грани закрытия, ряду академий и лабораторий грозило полное прекращение работы. В документах отмечено, в частности, что состояние дел в данной сфере в России «представляется почти безнадежным» (р. 507), но уже существуют организации, оказывающие ей помощь, а потому комиссия, ознакомившись с их деятельностью, должна направить свои усилия на иные страны, такие как Австрия, где интеллектуальная жизнь стала почти невозможной из-за экономического упадка, а также Польша и «страны, отчасти новые, которые простираются от Балтики до Черного и Эгейского морей» (ibid.). Необходимо, говорилось в документах комиссии, наметить общий план действий, которые помогли бы возродить и наладить научную работу в таких странах. «Редко бывает, чтобы великая цивилизация угасла внезапно; обычно она исчезает постепенно, вследствие неуклонного и более или менее быстрого затухания