кроме того, показывают, какую роль порой могут сыграть философы (именно в качестве таковых) в сложных политических ситуациях.

Довольно долгое время Бергсон был человеком, далеким от политики, хотя дискуссии вокруг его концепции иногда приобретали, как в случае с Моррасом и его сторонниками, отчетливый политический характер. Показательный пример: во время дела Дрейфуса, которое взбудоражило все французское общество, привело к расколу его на группы дрейфусаров и антидрейфусаров и еще долго сказывалось на политической ситуации в стране, Бергсон, в отличие, например, от Пеги, чьи «Cahiers de la Quin-zaine» стали первоначально откликом на эти события, не проявил какой-либо активности: в одном из разговоров позже он заметил, что вначале поверил в виновность Дрейфуса[434]. Конечно, у него были политические убеждения, и в своем кругу он обсуждал вопросы политики, но не более того.

Начало общественно-политической деятельности Бергсона датируется именно периодом Первой мировой войны. Речь идет прежде всего о дипломатических миссиях, которые он осуществлял в это время[435]. Первой и сравнительно менее значимой была его поездка в 1916 г. совместно с другими членами академических организаций в Испанию с целью чтения лекций, но также (и главным образом) для бесед с влиятельными лицами страны и разъяснения им роли Франции в войне. Вторая миссия была чрезвычайно важна. В начале 1917 г. Бергсон по просьбе французского правительства направился в США с ответственной и необычной для философа задачей: ему было поручено убедить президента В. Вильсона в необходимости вступления Америки в войну на стороне союзников. До той поры Америка соблюдала нейтралитет (это было связано, в частности, с наличием в стране влиятельных и активных пацифистских организаций), что осложняло положение союзнических войск: хотя к началу 1917 г. ситуация на фронтах складывалась в пользу стран Антанты, их экономика за два с половиной года войны была уже сильно подорвана. Понятно, насколько заинтересована была Франция, как и другие противники Германии, в положительном решении Вильсона. Однако Жюль Жюссеран, посол Франции в Соединенных Штатах, личный друг Теодора Рузвельта, охарактеризованный Бергсоном как «честный человек и патриот, всецело преданный своему делу», не был склонен к решительным мерам и предпочитал выжидать; по словам Бергсона, он, очевидно боясь показаться бестактным своим американским друзьям, не считал возможным на чем-то чересчур настаивать, а потому и не смог ничего добиться (р. 631). Это придавало всей ситуации дополнительную сложность. Мысль о том, чтобы направить к Вильсону именно кого-то из видных философов, как беспристрастных и объективных свидетелей времени, обсуждалась еще раньше; высказывалось предложение поручить такую миссию Бертрану Расселу, но этому воспротивилось британское правительство[436]. Кандидатура Бергсона была предложена его бывшим учеником Луи Обером, имевшим связи в правительственных кругах. Высоко ценя интеллектуальные качества своего учителя, зная о его международных контактах, Обер предположил и наличие у него незаурядных дипломатических способностей. Как показали дальнейшие события, он не ошибся.

Свое мнение Обер обосновал в ряде писем Эрнесту Лависсу, директору Высшего педагогического института, члену Французской академии. Обер полагал, что Вильсон и народ Америки недостаточно хорошо представляют себе, за что сражается Франция, и им необходимо объяснить, что главное для нее – защита великих принципов демократии, прав народов, а репарации, компенсации и возвращение Эльзаса и Лотарингии, отошедших к Германии в результате франко-прусской войны 1870–1871 гг., – дело вторичное. С такой неформальной миссией мог, по его мнению, справиться человек, не выполнявший официальных функций, но пользовавшийся авторитетом в своей стране и вне ее; при этом было важно, чтобы его мнение обладало и моральной весомостью. Как заметил по этому поводу сам Бергсон, его известность на родине и за границей, популярность, которой он никогда не кичился и которая, напротив, в конце концов стала ему ненавистной, все же сыграла положительную роль: благодаря ей он смог послужить Франции в тяжелое для нее время.

Лависс довел мнение Обера до сведения Аристида Бриана, тогдашнего премьер-министра и министра иностранных дел Франции, который согласился с высказанными аргументами. Немалую роль сыграло и то, что Бергсон прекрасно знал английский язык и уже бывал в Америке, был знаком с тамошними учеными и мог без труда наладить необходимые контакты. Как вспоминает Бергсон, когда Бриан предложил ему взяться за это дело, первым его побуждением было отказаться, поскольку он не был уверен в том, что справится с ним; ему не хотелось покидать семью в разгар войны, уезжать из страны на неопределенное время. Он отправился к Жюлю Камбону, генеральному секретарю министерства иностранных дел Франции, «со смутной целью» попросить избавить его от этого поручения. Но он не успел еще сесть, как Камбон сообщил ему, что отныне путешествие в Америку стало чрезвычайно опасным, поскольку накануне пришло известие, что немецкое командование начинает подводную войну. Эти слова, вспоминает Бергсон, «решили все. Я обязан был ехать. Не было больше речи о колебаниях… Я четыре раза пересек Атлантику, тогда как подводная опасность становилась все более угрожающей… Но я был поражен полнейшим безразличием всех – включая меня самого – к постоянному риску в любую минуту подвергнуться торпедной атаке. В сущности, те, кто не мог сражаться на фронте, всегда упрекали себя, едва сознавая это, в том, что находились в полной безопасности, в то время как наши солдаты рисковали жизнью. Наконец столкнувшись с опасностью, ты чувствовал, что вернулся в нормальные условия, и мог несколько умерить недовольство собой» (р. 637). Итак, он принял решение. Бергсону были переданы необходимые документы[437] и, кроме того, было поручено убедить Вильсона в искренности намерений французского правительства относительно создания Лиги наций. Бергсон не нуждался здесь в дополнительных аргументах, поскольку сам был уверен в необходимости такой организации (возможно, здесь сыграла какую-то роль высказанная Кантом в работе «К вечному миру» идея о свободной ассоциации государств, основанной на принципах международного права) и сожалел, что этот проект поддерживался во Франции лишь «небольшой группой социалистов»[438].

Бергсон находился в Америке с февраля по май 1917 г. Миссия его была секретной, так было условлено с Брианом, поскольку любое сообщение об этом в прессе, любой намек на то, что Бергсон действовал по поручению правительства, могли бы привести к обратному эффекту, к провалу всего предприятия. Французский философ должен был говорить с американскими интеллектуалами не как официальный посредник, а как коллега, надеющийся на их понимание. Бергсону быстро удалось наладить контакты с полковником Э. Хаузом, доверенным лицом и советником Вильсона. Здесь помог случай: он встретился с Хаузом сразу же по прибытии в Америку на одном из приемов, они быстро нашли общий язык и обнаружили сходство во мнениях по многим вопросам, в том числе по вопросу