– Я никого не предавал. – К головной боли прибавилась отчаянная жажда. Надо было как-то урезонить рыцаря, но слова из пересохшего горла выдавливались с трудом, без привычной, завораживающей собеседников тональности, отчего и ему самому казались неубедительными. – Ты меня недолюбливал, я заметил это еще в отряде.

– Недолюбливал? Я тебя ненавидел! И следил за тобой. Я видел, как ты выписывал на священной бумаге для индульгенций колдовские знаки. Это ты вывел язычников на наш отряд. И ты плел заговор с ними здесь, в Риге.

– Ты ошибаешься. Я…

– Довольно. Завтра я покину Ригу. Но сегодня мой день!

Рудольф вышел наружу, и Вальтер смог по-настоящему осмотреться. К стенам всего помещения были прикреплены широкие лавки. К одной из них был привязан он сам. Пространство под лавками занимали выдвижные ящики, с крюков на потолке и стенах свисали веревки. Рудольф говорил о дыбе и о представлении. Может быть, это комната для каких-то простых, начальных пыток? Как он сюда попал? Вальтер попробовал припомнить последовательность событий. Вместе с невестами он добрался до берега. Прошел по скрытому водой мостику. Взобрался на палубу корабля. Подошел к борту. Вспышка в глазах. И… Где мой гитерн, внезапно встревожился он, словно это и было самым главным вопросом.

Даже когда дверь отворилась и в проеме вновь появился Рудольф, он все еще думал о своих инструментах. До сих пор музыка выручала всегда, что бы ни происходило вокруг. Он играл для знати и простолюдинов, для христиан и язычников, для пиратов и разбойников с большой дороги, играл во дворцах и притонах. Музыка и пение, как целительный бальзам, размягчали самые жестокие сердца, пробуждала давно забытые чувства. Что, если судьба странника вновь окажется благосклонна к своему непутевому пасынку?

Он попытался прочистить горло. Но первый же звук застрял в нем, будто вновь перекрытый кляпом, когда Рудольф дернул за сжатую в руке веревку, и в комнату ввалилась Лея. Ее руки были стянуты путами, ворот платья разорван, губы распухли, из ссадины на скуле сочилась кровь. Рыцарь толкнул ее на лавку у боковой стены так, что голова ее гулко ударилась о доски, привязал свой конец веревки к одному из крюков и вышел вновь.

– Что случилось? – Вальтер сумел наконец избавиться от осевшего в горле комка, но дверь вновь распахнулась, и в ее проеме возникла Ванга. На ее всклокоченных волосах не было чепца, правый глаз заплыл. Рудольф усадил ее рядом с Леей, подтянул ее руки выше головы и закрепил веревкой на потолочном кольце. Едва рыцарь вышел за новой жертвой, она попыталась выдернуть кольцо.

– Пусть Мать ночи поглотит этого урода! Чего он от нас хочет?

– Где мы? Что случилось? – опять спросил Вальтер.

– Там же, где были. На корабле. Мы пошли за тобой. А этот… этот урод помог нам взобраться на борт, а потом избил и связал. Мы сопротивлялись, но наш кинжал остался в глотке его приятеля, а у него был меч. Где Иво?

– Не знаю. Он…

– Воркуете, голубки? – Рудольф втолкнул внутрь последнюю пленницу. Лицо и одежда Виты были нетронутыми, ее страх выдавали лишь широко расширенные глаза. Рыцарь обращался с ней аккуратней, чем с остальными. Он усадил ее на скамью и даже не стал прикреплять связанные руки к крюку. – Почти все в сборе. Нет только того, кто построил мостик. Ему не хватило мозгов сделать его, как полагается. Да чего можно ожидать от язычника? Когда он придет? Говори!

Рудольф кольнул Вальтера мечом под ребро. Миннезингер вскрикнул.

– Он не придет.

Рыцарь наотмашь ударил его по голове ладонью.

– Кажется, ты не понял меня. Ты расскажешь мне сейчас всю правду про ваш заговор. Тогда я отдам всю вашу компанию магистру. Или самому епископу. Думаю, мне это зачтется. А вас спасет от дыбы. Наверное, вас просто четвертуют. Или колесуют. Как решат его сиятельство и его преосвященство.

– У нас не было никакого заговора! – выкрикнул Вальтер. Голова его гудела, мысли путались, но он все еще пытался урезонить жестокосердного маньяка. – Мы готовили праздник. Ты можешь его сорвать. Мне нужно вернуться. Этот мостик нужен для праздничного представления. Скоро все зрители будут здесь. Епископу не понравится твое деяние.

Рудольф опять расхохотался.

– О, я знаю, насколько ты сладкоречив. Но на меня это не действует, не надейся. У тебя простой выбор. Или ты рассказываешь мне о заговоре, или епископ никогда не узнает, почему на корабле валяются четыре отрубленные головы.

– Но зачем? Для чего это тебе? Мы можем все решить по-хорошему.

– По-хорошему?! – рыцарь ухватил Вальтера за ворот туники и сильно потряс. – Может быть, ты можешь вернуть мое лицо? Мое изъеденное тело? Лекарь отказался лечить меня. Почему бы мне напоследок не доставить себе немного маленьких радостей?

– Мы можем доставить тебе радость.

– Что? – Рудольф отпустил Вальтера и повернулся к Лее. Распухшие губы девушки были растянуты в улыбке. Она повела телом из стороны в сторону, и ее грудь вывалилась из разодранного платья. – Ты что-то сказала?

– Ты можешь получить больше радости, чем отрубленные головы.

– Мы веселить твой так, ты помнить об этом конец дней, – добавила Ванга. Она тоже колыхнула полной грудью и выразительно развела ноги в стороны.

В глазах рыцаря зажегся огонек интереса. Он подошел к женщинам ближе и провел пальцем по груди Леи.

– Что-то вы подобрели. Только не пытайтесь меня обмануть. Там, снаружи, вы кидались на меня, как дикие кошки.

– Ты напал на нас, и мы защищались. Зачем нам тебя обманывать? Мы из Женского дома. Наше дело – радовать мужчин, а не драться с ними.

– Не трогай их, – потребовал Вальтер.

– А то что? Ты меня накажешь? – Рудольф повернулся к Ванге и плотоядно облизнулся. – Вы грязные шлюхи. Вы правда думаете, что ваши покореженные рожи могут привлечь такого мужчину, как я? Но вы подали мне мысль. Я возьму ее.

– Найн! – перепуганная Вита еще сильней вжалась спиной в стену.

К дому вдовы Иво бежал изо всех сил. Строения за пределами крепостной стены горели открытым пламенем. В густой дымовой завесе мелькали то белые плащи меченосцев или сверкающие латы рыцарей, то темные одеяния куршей. Противники сходились в коротких схватках, расходились, теряли друг друга в густом дыму и находили вновь. Многие, надышавшись угарного дыма, натужно кашляли. Никто не обращал внимания на безоружного лива, избегающего любых встреч. Он пересек площадь в центре деревни, где его подвергли испытанию конем, свернул к знакомому дому, не останавливаясь, перелетел через невысокий забор.

Покрытая дранкой крыша дома полыхала огнем. Стропила крыльца обвалились первыми и плотно перекрыли выход. Иво метнулся к окну и одним движением отодрал оконную заслонку.

– Вы здесь? – закричал он. Дым из крохотного окна повалил наружу. Изнутри, перемешиваясь с детским плачем, прозвучал слабеющий женский голос.