Он ощутил за спиной легкое движение и начал поворачиваться. В тот же миг в его глазах мелькнула ослепительная вспышка, и он потерял сознание.

На праздничной площади тоже заметили куршей. Первые наблюдатели поначалу приняли корабли за свои, но сомнения длились недолго. Толпа запаниковала. Не первый раз язычники нападали на город. Обычно люди при этом находились неподалеку от своих жилищ, и у них хватало времени подумать об убежище, схоронить самое ценное. Сейчас вместе оказались ливы из окрестных деревень, торговцы из Земгале, кривичи, купцы из Готланда и Голштинии. Как им защитить свое имущество в торговых лавках за пределами крепости, в складах, на борту кораблей в Рижском озере? В крепости тревожно зазвучал колокол. Рыцари в полном боевом облачении могли бы встретить нападавших при высадке на берег, но на праздник они пришли в легкой праздничной одежде, а латы и оружие даже тех, кто собирался участвовать в рыцарском турнире, остались в крепости.

Толпа быстро растекалась. Большая часть устремилась в крепость, меченосцы и баллистарии с арбалетами поспешили к защитному валу. Несколько баллистариев заняли места у орудий на обращенных к Вене башнях. Два бочонка с горящей смолой вылетели в сторону кораблей и с шипением упали в воду. На кораблях их падение встретили издевательским смехом. Флот резко свернул к берегу. Лишь несколько кораблей подошли ближе к защитному валу и взялись обстреливать защитников стрелами. В ответ разрядились более мощные арбалеты, а крепостные баллисты выпустили новый залп. Один из бочонков попал в цель, смола растеклась, на корабле начался пожар. К нему быстро подошел другой корабль, люди с горящего судна перебрались на него, и курши развернулись обратно к высаживающимся в отдалении товарищам.

Оруженосцы со всех ног неслись в орденский замок за оружием. Женщин и детей, по распоряжению Альберта, отправляли в епископское подворье. Епископ и сам подхватил ближайшего малыша на руки. Тотчас несколько членов церковного капитула последовали его примеру. Женщины с оставшимися детьми кинулись за ними.

Воины с первых кораблей выскочили на берег и выстроились линией, прикрывая высадку войска. В руках их были большие деревянные щиты с длинной опорной ручкой. В нужный момент щиты можно было поставить на землю для прикрытия от лучников и при этом сохранять полную свободу обеих рук скрытых за ними воинов. Шире и шире раздвигались их ряды. Солнце отражалось от поверхности светлых щитов и издали казалось, что это ослепительно белая морская пена движется по берегу, чтобы либо перехлестнуть защитный вал и крепостные стены, либо разбиться о них и откатиться назад.

Из ворот крепости на коне в полном боевом вооружении вылетел рыцарь Даниил и его конный оруженосец. Еще два оруженосца, сильно отставая от своего господина, перемещались бегом. Но и расстояние им предстояло преодолеть невеликое. Следом появились еще несколько рыцарей, конных и пеших. Даниил, не оглядываясь, выскочил в приоткрытое заграждение вала и прорвал первый ряд нападающих.

Никто не ожидал такой прыти от одинокого рыцаря. Закованный в тяжелые латы конь смял оказавшихся на его пути куршей и застрял в месиве их тел, но устоял, и в ход пошла тяжелая, утыканная шипами булава Даниила. Его щит отражал удары копьями, булава крушила все, что попадалось ей по пути. Вокруг рыцаря быстро образовалось свободное пространство. Его латы покрывала кровь, к шлему на затылке прилепился свежий человеческий глаз. Казалось, Даниил видит любое движение противника за спиной. Курши в ужасе смотрели на обезумевшего защитника, которого не брали ни стрелы, ни копья. А к нему на помощь уже спешили другие рыцари, и куршам стало не до одинокого всадника.

Никому из германцев не удалось повторить маневр Даниила. Курши втыкали опоры щитов в землю, метали из-под прикрытия дротики, целились копьями и мечами. Если кто-то из них падал, на его место тотчас вставал другой. Конь Даниила дернулся, пытаясь высвободить ноги, и свалился на бок. Рыцарь едва успел откатиться в сторону. Вскочив, он устремился к оставившему его за спинами первому ряду куршских воинов, вырвался к отступающей группе меченосцев, в рядах которых сражался магистр. Вместе им удалось на время сдержать наступление, но курши уже обходили их с флангов, лезли на защитный вал.

«Наверное, я умер, – подумал он. – И попал в преисподнюю. За все непрощенные грехи, на которые он так и не удосужился приобрести индульгенцию. Но почему так быстро, без Божьего суда? – Вокруг все было покрыто мраком, ангелы не пели. Голова раскалывалась от боли. – Или это и есть начало адских мук? И что происходит с остальными частями тела? Хотя какое тело может быть у грешной души?» Вальтер попробовал поднять руку, даже ощутил напряжение в предназначенном для нее месте, но далее дело не пошло. В тот же миг в боку резко кольнуло, и грубый голос воззвал с небес:

– Хватит прикидываться спящим. Я хочу, чтобы ты видел все.

Я тоже хочу видеть все, попытался беззвучно ответить Вальтер. Левое веко с трудом разлепило налипшую поверх него массу, но правый глаз уже вбирал в себя человека в облачении рыцаря Христа. Лицо его было красным, словно сочащимся кровью. Вокруг головы сиял нимб. Так вот как выглядят посланник Люцифера, почему-то похожий на очень знакомого человека. Посланник протянул навстречу руку. Что-то вязкое и тошнотворное освободило рот Вальтера.

– Я тебя знаю, – сказал он. – Ты рыцарь Рудольф. Где мы? В аду?

– Можешь не сомневаться! – рыцарь торжествующе захохотал. – Ты мастер устраивать представления. А теперь посмотришь мое. Только ничего не пропусти.

Рудольф сместился в сторону, освобождая дверной проем небольшого, обшитого свежими досками помещения, и в глаза Вальтера ударил яркий солнечный луч. Он опустил голову и уставился на плотно перетягивающие тело веревки.

– Это ты связал меня? Зачем? Чего ты хочешь?

Рудольф подошел к незапертой двери, выглянул наружу, удовлетворенно хмыкнул и вернулся к пленнику.

– Ты спрашиваешь, чего я хочу? Совсем немного. Чтобы ты испытал то же, что и я, когда твои дружки-язычники перебили наш отряд. Перед тем, как тебя вздернут на дыбе.

– За что? Что я тебе сделал? Мы были с тобой в одном отряде, и нам обоим удалось выжить. В чем тут моя вина? Дай мне попить.

– Что сделал? – Рудольф приблизился к Вальтеру и указал на свое лицо. Его щеки и лоб были густо иссечены многочисленными шрамами и гноящимися язвами, от которых исходил смрадный запах. – Полюбуйся на это! Я, благородный рыцарь из славного рода, влачу свою жизнь в нищете и презрении. Я провел в лесу три недели, голодный и безоружный. Насекомые изгрызли мое лицо, и мои раны не заживают. Никто не хочет общаться со мной, потому что мое лицо вызывает отвращение даже у меня самого. А ты, ничтожный лицедей и предатель?! Все это время ты нежился в довольстве и роскоши, окруженный женской лаской и вниманием самых знатных людей. Сам епископ Альберт благоволил к тебе! А теперь ты сидишь в женском платье, как жалкая потаскуха, пытаясь спрятаться от всего мира. И ты еще спрашиваешь, что сделал?