Гадес сказал замученно:

— Когда читать? Скорее бы стать сингуляром. Сразу всезнания в башку — фьють! И все мои. Все знаю, все умею.

— А я бы не стал, — заметил Штейн. Видянедоумевающие взгляды, пояснил: — Люблю учиться. Все сперва пропустил бычерез себя, все-таки процесс обучения тоже ускорится в тысячи раз. А наавтомате я закачаю в башку разве что все энциклопедии, справочники, атласы…Насчет инстинкта можно и мне копеечку? А как же насчет того, что появлялсянекий мудрец и добавлял некую заповедь? К примеру, Ной создал три или четырезаповеди, не помню, Моисей лет через тысячу добавил еще семь или десять…

— Иисус еще что-то добавил, — сказал Гадес обрадованно,тут же поправил сам себя: — Только его заповеди не работают вроде. Или яне помню ничего, кроме подставь левую щеку или возлюби врага своего…

Штейн кивнул, произнес голосом телеведущего:

— Хороший вопрос. А почему появление Моисея нерассматривать как появление у человечества нового инстинкта? Человечестворастет, мужает, развивается — пришла пора усложнить нервную систему.

Макгрегор слушал хмуро, склонив голову, наконец прервал ихинтеллектуальную игру неприятным голосом:

— Я все понимаю, повыпендриваться хочется, но какоеотношение этот ваш Моше имеет к сингулярности?

Все на минутку умолкли, в самом деле, какое, Гадес нашелсяпервым:

— Переходя в сингулярность: брать или не брать с собойинстинкты? Как ни крути, но инстинктам мы обязаны всем. Даже наш разум,благодаря которому подходим к сингулярности, — это всего лишьусложнившийся инстинкт!

— Брать, — сказал Макгрегор, не раздумывая.

— Ни за что, — возразил Штейн так же решительно.

Они посмотрели на меня, я пискнул неуверенно:

— Может быть… придумать свои инстинкты?

— Как это?

— Ну, раз уж сможем одни черты личности усиливать,другие убирать вовсе… то, может быть, инстинкты тоже не выбрасывать, апереписать заново?

Макгрегор вздохнул:

— Снова на полной скорости врываемся в неизведанное…

Я ощутил, что с чипом-коммуникатором посматриваю посторонам, словно корабль пустыни, величаво плывущий между барханами, а внизусуетится всякая мелочь вроде ящериц и кузнечиков. Всего-то на постоянной связис инетом, а какое преимущество над теми, кому сперва нужно приехать домой или вофис, включить комп, войти в браузер, затем в поисковик!

Слабая аналогия, когда человек с мобильником в карманечувствует преимущество над теми, у кого его нет. Это не мания величия, что я,мол, сверхчеловек, а все остальные — дураки набитые. Я в самом делесверхчеловек!

Волосы поднимаются дыбом, когда пытаюсь вообразить себе, чтотакое сингулярность, если даже простейший чип, всего лишь позволяющий побеспроводному подсоединяться к компу, уже невероятно изменил мою жизнь!

По слухам, наконец-то нечеловеческими усилиями сумелзаставить проснуться чип и Данциг. Теперь он отбыл в свою загороднуюрезиденцию, наслаждаясь новоприобретенным могуществом и ожидая следующеготехнологического шажка.

Кронберг, явно наслаждаясь возможностью включать и выключатькомп мысленным импульсом, встретил после обеда меня в большом зале.

— Ну как вам?

— В диком восторге, — заверил я.

В сторонке остановился Макгрегор, взгляд несколькоотрешенный, явно мысленно отдает приказы своим подчиненным, потом просветлеллицом и подошел к нам.

— Ну что, — сказал он с веселым торжеством, —принимаем нашего Юджина в узкий круг сингомэйкеров?

Кронберг кивнул, холодные глаза потеплели.

— Он уже в нем. По самые уши.

Мозг мой работает с бешеной скоростью, как колеса гоночногоавто Шумахера на финишной прямой, но ничего не пришло в голову, толькопромямлил:

— Название красивое… А что это?

Кронберг усмехнулся.

— Вы как будто не знаете о сингулярности.

Я сказал осторожно:

— Знаю, но стараюсь не думать о таких ужасах. Скоростьнаучно-технического прогресса станет настолько стремительной, что человек небудет понимать, что происходит. Во всяком случае, именно так я понял тонемногое, что когда-то попалось на глаза.

Макгрегор усмехнулся, а Кронберг сказал неожиданно мягко:

— Все равно, несмотря на ваше демонстративноеневежество, мне нравится ваша реакция.

— Чем?

— Вас ужасает именно то, что человек не будет понимать,что происходит. Для ученого это невыносимо, верно?

Я пожал плечами.

— Можно сказать и так. Но я понял, понял. Сегодня жесоберу все материалы, что найду, прочту. Постараюсь понять.

— Только не вводите в поиск слово«сингомэйкеры», — предупредил Макгрегор.

— Почему?

— Это словцо из нашего узкого круга. И не хотелось бы,чтобы вышло за пределы.

Кронберг кивнул:

— Подтверждаю. Ничего страшного, конечно, непроизойдет, но… лучше пусть это останется словцом нашей организации.

— Понял, — ответил я. — Пошел читать просингулярность.

Узкий специалист подобен флюсу, сказал в свое время Прутков.Это во времена Ломоносова или да Винчи один человек мог объять все науки, даеще заниматься литературным творчеством и писать картины. Я читал просингулярность и краснел, вспоминая, каким дураком выглядел перед Кронбергом иего компаньонами.

За то время, как я поступил в вуз и перестал бесцельношарить по инету, собирая все интересное, в науку вломились такие понятия, какнанотехнологии и биоинжиниринг, с ними связаны основные надежды человечества.Теперь понимаю, почему организация так стремится поскорее подвести человечествок сингулярности! Будут решены все основные задачи: люди получат все-все, чтожелают, а еще биотехнологии обещают не только вылечить от всех болезней, новообще сделать вечно молодыми и даже… бессмертными!

Я читал и читал, голова кружилась от перспектив. Все бунты ипротесты от чувства неудовлетворенности, однако нанотехнологии обещаютудовлетворить абсолютно все пожелания. Человек наконец-то сможет быть счастлив,наконец-то полностью освободится от работы, от любой работы, и сможет всю жизньпроводить в развлечениях и поисках все новых удовольствий!

Правда, пару раз всплыло тревожное чувство, что я нечтоважное упустил, но ликующая радость накрыла мощной волной и затопила слабыеискорки: я тоже приближаю человечество к этой сингулярности!.. Если бы не нашаорганизация, человечество еще оставалось бы в Средневековье, а если бы не моиусилия, мы пришли бы к сингулярности на пару лет позже. Ну ладно, пусть даже напару дней, для кого-то и часы важны: каждый день умирают такие люди, о смертикоторых жалеешь и кого точно хотел бы оставить в числе вечно живых.