печатались с вышеописанными сложными графическими приемами, стихотворения «Звезды» — в строго традиционном оформлении, по большей части — четверостишиями и двустишиями. Исключений в «Звезде» лишь пять, графические приемы во всех, кроме одного, — не сложнее, чем левые вертикальные столбцы или горизонтальные строки с отбитыми концами (Вл, Г—). Единственное более сложное исключение — «Шутка». «Шутку» можно рассматривать как автопародию, в которой пародируются те самые графические приемы, которыми в это же время оформлялась «Королевна и рыцари». Отступов нет, но весь текст набран вертикальным столбцом, каждое слово — отдельной строчкой, вплоть до предлогов и союзов — не только односложных, как в «Шуте», но и бессложных, из одного согласного звука: «…Как-то / Избили / И / Выгнали / Меня / Из / Цирка // В / Лохмотьях / И / В / Крови…» Вот эти «В» в отдельную строчку и являются пародическим доведением до абсурда приемов «Королевны…»: в первой публикации и автографах расположение строк тоже причудливо, но до такого предела не доходит. Только две строки из 60 содержат не одно, а два слова («Стародавний Зодиак», «Вселенской любви»), и выделяются на этом однословном фоне как резкий курсив.

Несмотря на эту самоиронию, Белый, как известно, сохранил на вооружении эту технику набора вертикальным столбцом. Более того, в «Маленьком балаганчике…» и потом в «Зовах времени» она становится у него господствующей: стихи вытягиваются в столбцы по одному-два слова в ширину, и эти столбцы постепенно сдвигаются слева направо по интонационным ступенькам. Техника «Королевны и рыцарей» переходит в новое качество. Эту поэтику графической композиции «самого позднего Белого» — не «горизонтальной», а «вертикально-диагональной» — здесь мы уже не можем подробно рассматривать: она потребует специального исследования.

Блок в истории русского стиха[301]

1

Первое издание «Стихов о Прекрасной Даме» (1905) состояло, как известно, из трех разделов. При первом были эпиграфы из Вл. Соловьева («Ты непорочна, как снег за горами, Ты многодумна, как зимняя ночь…») и В. Брюсова («…Я вдруг увижу лик знакомый, И трепет обожжет меня»); при втором — только из Соловьева; при третьем — только из Брюсова. При переизданиях, когда книга была перепланирована, эти эпиграфы исчезли. Вместе с этим исчезло и прямое авторское указание на историко-литературные истоки поэтического стиля Блока — скрещение лирической традиции XIX века («по технике стиха, по приемам творчества Блок — ученик Фета и Вл. Соловьева», — категорически писал Брюсов в статье 1915 года[302]) и модернистского, «декадентского» новаторства, признанным знаменосцем которого считался Брюсов. Между тем именно это скрещение тенденций определяет своеобразие стиха Блока в пестром своеобразии стиховых манер его современников.

Эпоха Блока — самый конец XIX и начало XX века — была эпохой быстрого и резкого обновления техники русского стиха. В области метрики это было освоение чисто-тонического стихосложения наряду с традиционным силлабо-тоническим; в области рифмы это было освоение неточной рифмы наряду с традиционными точной и приблизительной. (Точной рифмой, по терминологии, идущей от В. М. Жирмунского, принято называть рифму, в которой совпадают и гласные, и согласные звуки, например дорога — Бога; приблизительной — в которой не совпадают гласные звуки, например дорога — Богу; неточной — в которой не совпадают согласные звуки, например, дорога — Богом). Когда В. М. Жирмунский в 1921 году, по свежему ощущению современника писал свой превосходный очерк поэтики Блока[303], то разделы о метрике и о рифме Блока были посвящены преимущественно характеристике чистой тоники и неточной рифмы вообще: Блок выступал как полномочный представитель всей своей эпохи, разница между ним и поэтами-современниками отступала на задний план. Между тем эта разница есть, она существенна, и она-то определяет неповторимое место Блока в истории русского стиха.

Блок принадлежал ко второму поколению русского символизма. Со стихами поэтов первого поколения, экспериментировавших со стихом, — прежде всего, Брюсова и Гиппиус — он познакомился только в 1901 году. Собственные стихи неклассических метров, т. е. не укладывающиеся в размеры силлабо-тонических ямба, хорея, дактиля, амфибрахия и анапеста, он начинает писать с 1902 года (точнее, с 29 декабря 1901 года — дата стихотворения «Мы, два старца, бредем одинокие», не включавшегося автором в сборники). То, что для старших поэтов было открытием, экспериментом, для Блока было готовым материалом, который нужно было не противопоставлять, а объединять с более традиционным силлабо-тоническим материалом. Как Блок приступал к этой задаче? Во-первых, ослаблением концентрации экспериментальных приемов; во-вторых, отбором их, опирающимся на прецеденты, уже знакомые русской поэзии.

У старших поэтов стихотворения, написанные новыми размерами и с новыми рифмами, резко выделяются на фоне основной массы стихотворений более традиционной формы. Встретив необычное новшество в первой строфе, читатель почти с уверенностью ждет его и в каждой следующей строфе. Если стихотворение Брюсова (в сборнике «Tertia vigilia») начинается:

Брань народов не утихнет

Вплоть до дня, когда придет

Власть имеющий антихрист

Соблазнять лукавый род, —

то читатель сразу получает установку на неточные женские рифмы в каждой строфе, — и действительно, это ожидание подтверждается в следующих строфах: громким — потомки, люди — будем, ядом — аде, завторят — морем. Когда оно не подтверждается в одной из средних строф (многообразный — соблазну), то это ощущается или как обманутое ожидание, или как усиленное подчеркивание неполной созвучности окончаний — ый и — у; а когда в последней строфе появляется точная рифма вспыхнет — утихнет, то она воспринимается как нарушение инерции, как сигнал концовки. На следующее стихотворение это рифмическое ожидание уже не распространяется: его точные рифмы плененные — соблазненные, мечтателям — предателем ощущаются как естественные, а когда среди них появляется посохи — в воздухе, то, наоборот, на фоне правильных рифм это ощущается как аномалия. Точно так же — как инкрустация на нейтральном фоне — воспринимаются и стихотворение «На даче» из того же брюсовского сборника (с рифмами вечереет — померкло — светлее — веток…), и более ранние «Я помню вечер, бледно-скромный… — георгин — напомнил — богинь — смутной — толпа — минуты — глаза» и «Побледневшие звезды дрожали… — тополей — печали — аллее — скрылась — зари — озарилась — Марии» (последнее стихотворение, как мы знаем, хорошо запомнилось Блоку и цитировалось им еще в 1906 году[304]).

Еще больше подчеркивалось особое положение «новаторских» стихотворений Брюсова средствами циклизации. В сборнике «Tertia vigilia» (с которого началось знакомство Блока с поэзией Брюсова) — 12 стихотворений, написанных неклассическими, чисто-тоническими размерами; из них половина сосредоточена в разделе «В стенах», посвященном городским впечатлениям и переживаниям. Точно так же потом,