Чернявский, белорусский крестьянин, был маленького роста, худой, с выпирающими скулами и тупым выражением лица. Вид у него был, как у грабителя-убийцы. Во время немецкой оккупации он служил начальником полиции в районном городке. Его «особые заслуги» состояли в том, что он, как и многие другие, участвовал в уничтожении евреев и партизан. Его помощником в бригаде был белорус Копак, также бывший полицай, очень похожий на Чернявского, разве что более сильный и кровожадный. Третьим в «штабе» был украинец с Волыни Лещенко, циник. Четвертым был священник, отличавшийся от этой троицы тем, что не имел ничего общего с их людоедскими взглядами и играл в бригаде роль душеспасителя. Главная его задача заключалась в подкармливании бригадира и его помощников продуктами, из богатых посылок, которые он получал от своих прихожан.

Члены бригады Чернявского были настоящей бандой, ждавшей своего часа, чтобы под руководством своего бригадира-пахана грабить и убивать. Они бы, как выразился Чернявский, и всех оставшихся евреев затащили в газовые камеры, а при этом не забыли бы и коммунистов.

В этой бригаде я познакомился с австрийцем Францем Штифтом, одним из высших руководителей организации гитлерюгенд в Австрии. Штифт начал свою карьеру со вступления в гитлерюгенд в своем родном городе Шайбсе в Нижней Австрии, где он жил с отцом, бедным крестьянином.

Я сразу же установил, что Штифт является единомышленником бригадира. На плохом русском языке он высказывал мысли, созвучные с бригадирскими. Штифт после поражения Гитлера пытался вместе с невестой бежать на Запад, и это ему почти удалось, но близ Семмеринга его узнала и выдала русским какая-то женщина. Он получил пятнадцать лет лагерей. Я сблизился с Францем Штифтом, и во время отдыха мы с ним часто беседовали.

Многие удивлялись моей дружбе с нацистом и тому, что я пошел в бригаду Чернявского. Ведь было известно, что она состоит из бандитов и приверженцев нацизма.

В 033-м лагпункте одна часть заключенных работала на погрузке, а другая на лесоповале. Эта работа была очень тяжелой. Приемлемой для меня была лишь путейская работа. Мне ничего не оставалось, как ради своего спасения согласиться на эту «протекцию». Речь шла о моей жизни, поэтому я заставил себя жить вместе с самыми отвратительными людьми.

Разговаривая со Штифтом, я убедился, что жизнь ничему не научила его, и он остался приверженцем нацистского режима. Все, что сделал Гитлер, он считал правильным. По его мнению, поражение произошло по вине предателей в армии. Единственное, что он не оправдывал, – это массовое уничтожение других народов. Но и этому он находил кое-какие оправдания. Он утверждал, что все это клевета врагов Гитлера: нацисты никому не сделали ничего дурного, даже евреям.

Он работал вместе со мной и, несмотря на изувеченную руку, был хорошим работником. Мы часто с ним разговаривали. Рассказывая что-нибудь смешное, Штифт громко смеялся, обнажая свой беззубый рот. Мое знакомство со Штифтом закончилось после прибытия новой группы из Германии. Летом 1951 года с группой немцев из Германии прибыл и Карл Капп. Каппа распределили в бригаду бывшего кулака Шмидта, которая проживала в одном бараке с нами.

Уже через несколько часов после прибытия этого этапа я познакомился с Карлом Каппом. Это был опасный авантюрист. Не потому, что его планы были опасными, а потому, что в МВД и МГБ таких людей использовали в качестве провокаторов, собиравших вокруг себя готовых на все типов. В самый последний момент перед началом осуществления этих планов в дело вступает МВД, которое затем организовывает процесс, завершающийся расстрелом. Все это я знал по личному опыту, но у Франца Штифта такого опыта не было. Он восхищался планами Каппа.

Благодаря тому, что я раньше работал на кухне, я мог без очереди получить в качестве добавки немного еды. Я принес котелок баланды и каши и предложил ее голодному Каппу. Поев, он рассказал мне о ходе своего следствия в Лейпциге, где его приговорили к двадцати пяти годам лагерей. Пока он рассказывал, я разглядывал его коренастую фигуру, широкие плечи, короткую шею, на которой сидела большая голова с низким лбом. Каштановые волосы были прорежены сединой. На вид ему было лет пятьдесят. Наш разговор прервал приход бригадира Шмидта, усевшегося рядом.

В тот же день Капп подошел ко мне и сказал:

– Карл, какое счастье, что я тебя встретил. У меня для тебя есть особая работа.

Меня удивило, что Капп разговаривает со мной, как со старым знакомым, хотя мы познакомились всего лишь три часа назад. Капп попросил меня найти время, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Мы договорились встретиться на следующий день в кипятилке.

Встретившись, мы решили поискать какое-нибудь другое место, так как здесь было много народу. Невдалеке от кипятилки строили новые бараки, но рабочие уже ушли и мы разместились в одном из недостроенных бараков. Убедившись, что нас никто не видит, мы начали разговор. Капп сказал:

– Как я уже говорил, у меня для тебя есть особое задание. Но прежде всего ты должен знать, с кем имеешь дело. Ты уже знаешь, как меня зовут. То, что я тебе вчера рассказал, я нарочно инсценировал, чтобы попасть в советский лагерь.

– Как это понимать? – уточнил я.

– Я был владельцем строительной фирмы, да и сегодня мог бы ею руководить. В мою задачу входит организовать лагерников, чтобы, в случае войны, поднять восстание в сибирских лагерях.

– Кто твой хозяин?

– Старик, ты что, действительно ничего не понимаешь?

– Твой план столь фантастичен, что я на самом деле ничего не понимаю, – ответил я.

– Хорошо, я буду выражаться яснее. Я работаю на американцев и здесь нахожусь по их заданию.

– Но ты же совершенно случайно попал в этот лагерь. Тебя ведь могли отправить и в какой-нибудь другой, или даже в тюрьму.

– С помощью наших людей из МГБ и МВД мы добились того, что я попал туда, где более всего необходим.

– Значит, ты знал, что попадешь в «Озёрлаг»?

– Я не только знал, куда попаду, мне было даже известно, что здесь встречу тебя.

– Я должен тебе открыто сказать, что все это неубедительно, – произнес я.

– Это оттого, что ты не имеешь представления об американской организации.

– Что ты хочешь предпринять?

– Прежде всего, мне нужно все уладить с тобой, чтобы знать, могу я на тебя рассчитывать или нет, – ответил Капп.

– Я не знаю, чем могу тебе помочь.

– Я – командир партизанской армии, формируемой из заключенных. Ты назначен политкомиссаром армии.

– Кто это без моего согласия мог назначить меня на такую должность?

– Особые обстоятельства не позволили с тобой об этом посоветоваться. Мне поручено сообщить тебе, что твоя зарплата составляет три тысячи долларов в месяц и уже год поступает на твой счет в банке. Когда ты появишься в Европе или Америке, деньги тебя уже будут ждать.