Рано утром Ганс принес кипяток, который мы подсластили сахаром. Так, хлеб и сало мы запивали сладким чаем. Остаток посылки я сложил в ранец, который сшил из японского одеяла. Ранец положил под подушку и попросил дневального присмотреть за ним. Он согласился. По возвращении я первым делом проверил ранец. Но его не было! Я спросил дневального, не видел ли он, кто взял мой ранец, он сказал, что ничего не видел. Оскар и Ганс были в еще большем отчаянии, чем я. Они советовали мне заявить о краже. Но я знал, что это не имело никакого смысла. Дневальный, однако, побежал на вахту и заявил о краже.

На следующее утро меня пригласили на вахту. Войдя туда, я заметил в углу свой ранец.

– Это ваше? – спросили меня.

– Да.

– Возьмите его и распишитесь.

Я взял ранец. В нем было белье и ботинки. От посылки не осталось и следа.

Одиннадцать лет я ждал эту посылку.

Бывало, что после чистки картофеля нам перепадали остатки супа. Однажды мы сидели в углу столовой и хлебали суп из котла, когда вошел солдат. Заметив нас, он крикнул повару:

– Ты зачем кормишь этих фашистов?

С тех пор мы ничего не получали. Часто мы наблюдали, как повар у казармы выливает суп, который не доели солдаты.

Как-то мы чистили картошку. Мы были очень голодны. На кухне топилась железная печь. Румын взял несколько картофелин и сунул их в топку под золу. Я вышел во двор за дровами. Повар открыл дверь и поманил меня пальцем. Когда я вошел, он спросил, кто это положил картошку в золу. Задумавшись, я сообразил, что мои товарищи, воспользовавшись тем, что меня нет, все на меня и свалили.

– Да, я пек эту картошку.

Повар сильно ударил меня по лицу, и я отлетел к стене. Он подошел ко мне и стал бить кулаками. Я не двигался и не защищался. Шум привлек остальных поваров. Один из них, который часто нас подкармливал, сказал этому «герою»:

– Оставь его в покое.

Повар перестал меня бить.

Я решил больше не приходить сюда. В тот же вечер я пошел к Зимину, рассказал ему, что случилось, и попросил найти мне другую работу. Зимин находился в бухгалтерии. Услышав мой рассказ, он страшно разозлился.

– Вы думаете, что можете здесь свободно выбирать себе работу? Вы забываете, где находитесь.

Бухгалтер Иоганн или, как его называли в лагере, Иван Иванович, поволжский немец, сидевший рядом с Зиминым, спросил, что случилось. Зимин ответил ему полусерьезно:

– Как тебе нравится этот парень? Сначала устроил забастовку, а теперь ему и легкая работа в казарме не нравится.

Иван Иванович, относившийся к тем заключенным, которые были опорой лагерной администрации и могли влиять на начальника лагеря, сказал:

– Он в Норильске был поваром. Пошлете его на кухню?

Зимин ответил, что не знал о моих кулинарных способностях, и обещал поговорить с заведующим кухней. Я пошел с Зиминым на кухню. Так я снова стал поваром.

Моим коллегой в кухне стал француз, которого отец еще ребенком привез в Россию. Берте по виду был типичным французом – высокий, худой, с озорными чертами лица, полон юмора и искреннего товарищества. Во время приготовления пищи мы говорили обо всем. Настоящее удовольствие доставляло смотреть на то, как он смеется, как содрогается его худое тело в то время, как руки делают знаки, чтобы я перестал говорить.

Заведующий кухней, огромный, как Геркулес, еврей из Бессарабии, считал нас двоих лучшими своими помощниками, и гордился тем, что на кухне, по его выражению, представлен «целый интернационал». Из пяти поваров один был французом, затем австриец, русский, еврей и латыш. При любой возможности он перечислял возможности каждого из нас. Дойдя до русского, он говорил:

– А ты – самый большой жулик.

Заведующий кухней вел ожесточенную борьбу с уголовниками, которые угрозами пытались добиться лучшего питания. В спецлагере содержались только политзаключенные, но среди них были и типичные воры, служившие раньше в армии маршала Рокоссовского. В армии они совершили различные политические преступления и, таким образом, попали в спецлагеря. В лагпункте 033 орудовала банда, предводимая одноруким Васькой. Банда грабила посылки заключенных, а у поваров с помощью шантажа добывали рыбу, маргарин и другие продукты. Наш бессараб отказывался давать бандитам даже лишний грамм. Он оставался непоколебим.

– Я не намерен уменьшать ни на грамм и без того скудный паек заключенных.

В один из дней Васька осуществил свою угрозу. Когда заведующий кухней сидел у порога своего барака и разговаривал с заключенным, Васька нанес ему десять ударов большим ножом. После этого он убежал в барак к своей компании. Я как раз находился на кухне, когда залитый кровью заведующий вбежал с криком:

– Дай мне топор, дай мне топор!

Мы поняли, что произошло. Я не знал, что делать. Топор, как и все кухонные ножи, согласно инструкции, были закрыты в шкафу. Ключ находился у дежурного повара. Я дал ему топор. Весь окровавленный, он побежал искать убийцу, но потерял сознание посреди двора. Его отнесли в больницу. Спустя несколько часов его отправили в центральную больницу, где он и умер, как нам сообщили. Но через несколько лет стало известно, что сообщение о его смерти было ошибочным.

Ваське и его банде ничего не сделали. За нарушение «лагерного режима» он получил двадцать дней карцера. И это все! Лагерная администрация с симпатиями смотрела на междоусобицы заключенных.

После ранения бессараба меня назначили заведующим кухней. Я отказывался, но Берте и Иван Иванович так настойчиво уговаривали меня, что я в конце концов согласился. У меня появилось много друзей. Я помогал им, сколько мог, но имел от этого одни неприятности. Ho я знал, что заключенные мною довольны. Не устраивал я лишь начальников лагпункта и санчасти.

Отношения между начальником лагпункта старшим лейтенантом Сорокиным и главным врачом, заключенным Иваном Ивановичем были очень тесные. Сорокин и Попов знали друг друга уже несколько лет. Попов поэтому имел большое влияние на назначение на должность заведующего кухней, который был обязан хорошо кормить самого Попова и его помощников из амбулатории. Таким образом, из лагерной кухни исчезало большое количество маргарина, мяса, сахара и т. д. Большую часть этих продуктов, через Попова, получал Сорокин.

Я тоже Попова кормил лучше, чем остальных, но это его (не говоря уже о Сорокине) не удовлетворяло. Поэтому оба старались меня сместить. Через несколько недель из другого лагпункта к нам был переведен старый знакомый Попова и Сорокина Сергей Коноваленко. Меня пригласили в канцелярию, где в обществе офицеров, завхоза, Сорокина и Попова находился и Коноваленко. Начальник лагпункта Сорокин сказал:

– Передадите кухню новому заведующему Коноваленко.

– Как прикажете, гражданин начальник, – бросил я.

В тот же день на кухню пришел Коноваленко, которому я, в присутствии завхоза, сдал дела. Коноваленко предложил мне остаться на кухне поваром. После короткого раздумья я согласился.