В то же самое время в лагерь прибыла комиссия из Тайшета для инспекции работы кухни. Вероятно, туда дошло много жалоб на плохое питание и хозяйничанье Коноваленко. Комиссия прибыла ночью и до утра находилась на кухне. Закончив инспекцию, она посоветовала начальнику лаготделения сменить Коноваленко. Несколько дней кружили слухи, что будет назначен новый заведующий кухней, но никто не знал, кто им станет.

Я был очень голоден и поспешил на кухню за ужином. Когда я проходил мимо санчасти, меня окликнул курьер и приказал тут же явиться к Попову. Держа в руке деревянную ложку и жестяную миску, я вошел в приемную. Попов встретил меня словами:

– Брось ты эту миску и ступай на кухню. Тебя назначили заведующим.

Меня это известие не обрадовало, так как я знал, что ни начальник лаготделения, ни Попов не считают меня подходящим для этой работы человеком. Я попробовал отказаться, но Попов повторил:

– Марш на кухню без разговоров. Я буду присутствовать при передаче дел.

По дороге на кухню я встретил нескольких заключенных, уже знавших о моем назначении.

Как заведующий кухней я старался из имевшихся в моем распоряжении продуктов приготовить более-менее приличную еду. Прежде всего, я отказался от лагерной традиции варить только суп и кашу, и позаботился о том, чтобы меню было разнообразным. Несмотря на нехватку маргарина и мяса, мы готовили и отбивные, и гуляш. Лагерники были очень довольны переменами. Я ввел строгий контроль, чтобы помешать воровству. Даже самые закоренелые критики вынуждены были признать, что на кухне воцарился порядок. Я старался, чтобы никто не голодал, и друзья оказывали мне поддержку.

Франц Штифт отказался получать от меня какую бы то ни было помощь, хотя до этого пользовался ею с удовольствием. Он принадлежал к «партии противников» и считал, что это было бы неприлично. В моей помощи не нуждался и Капп, так как он всегда был хорошо обеспечен.

Однажды истопник позвал меня в кочегарку. Там меня ждала «делегация»: двое друзей из Васькиной банды. Они спросили меня, готов ли я обеспечить их «приличествующим» питанием. Я заранее уже обдумал этот вопрос и поэтому тут же заявил, что хочу жить с ними в мире. Пригрозив, что убьют меня, если я не сдержу свое слово, они ушли. В тот же день пришел шестерка, посыльный бандитов, за обещанной подкормкой для своих главарей. Я дал ему «приличествующую» еду. Через несколько дней меня вызвал офицер МВД, которому истопник донес, что я даю уголовникам дополнительную подкормку. Офицер спросил меня, так ли это. Я открыто заявил, что не желаю жертвовать своей жизнью ради лагерной кухни, и напомнил ему, что после убийства бессараба с бандитами ничего не случилось. Офицер стал ругать меня не хуже Васьки. Он отпустил меня с угрозами, но угрозы эти остались лишь на словах, хотя я и не изменил своего отношения к бандитам.

Я вынужден был пойти на компромисс со своей совестью. Выполняя свою работу честно, я не собирался ради нее жертвовать своей жизнью.

Мой предшественник Коноваленко не мог смириться с тем, что и без него кухня работает нормально. Он надеялся, что такое положение продлится недолго и его защитники вскоре поставят его на прежнюю должность. Но Коноваленко был нетерпелив, ему хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее. Офицеры, страдавшие без него, каждый день приходили ко мне на кухню и следили, чтобы заключенные получали все, что им положено. Никогда не забывали они проследить и за тем, выдано ли соответствующее количество маргарина и чисты ли котлы. И хотя на кухне все было в порядке, они заявляли, что здесь настоящий «свинарник».

Комаров, начальник КВЧ, совершенно открыто говорил, что Коноваленко нужно вернуть на старое место. Секретарь санчасти как-то пересказал мне разговор Попова с Коноваленко. Попов уговаривал его потерпеть еще два-три дня, а потом он вернется на старое место.

И Попов сдержал слово всего лишь через несколько дней. Однажды утром на кухню пришла целая офицерская комиссия во главе с Комаровым, чтобы проследить за раздачей завтрака. Когда раздача закончилась, комиссия установила, что осталось еще пятнадцать порций каши. Комаров начал бушевать.

– Как могло случиться, что после раздачи осталось такое количество каши?

– Когда готовят для полутора тысяч человек, невозможно все рассчитать с точностью до одной порции.

– Что значит невозможно? Что вы тут за сказки рассказываете? – кричал Комаров.

– Это не сказки. Спросите об этом свою жену. Даже когда готовят для четверых, невозможно все рассчитать.

– Вы нахал! Этот остаток вы приготовили для своих друзей!

Я молчал, так как стало ясно, что всю эту комедию они начали ломать для того, чтобы вернуть Коноваленко на кухню. Через час мне сообщили, что начальник лаготделения приказал освободить меня от должности заведующего кухней за нехозяйское отношение к продуктам питания. Новым заведующим снова стал Коноваленко.

Второй раз я сдавал кухню Коноваленко, но на сей раз он не предложил мне остаться поваром.

Меня отправили в самую плохую бригаду Яковлева. Эта бригада была занята на строительстве ответвления от железной дороги, которое вело в глухую тайгу, где возводилось спецпоселение для высланных с Западной Украины крестьян-колхозников. Здесь они должны были валить тайгу.

Ответвление было длиной в одиннадцать километров, но его следовало еще продлить. Каждое утро мы шли пешком до места работы восемь километров, а вечером проделывали такой же путь назад.

С раскинувшегося вблизи холма мы на тачках возили щебенку для возведения насыпи. Работа была тяжелой, но мне легче было переносить работу в тайге, чем непрестанную борьбу с офицерами, бандитами и энкавэдэшниками, которых объединяло стремление урвать себе самые лучшие куски, предназначенные для заключенных. Физически я окреп, да и товарищи по бригаде относились ко мне хорошо, при каждом случае подчеркивая, что я, в бытность заведующим кухней, завоевал симпатии большинства заключенных. Три недели я работал на строительстве железной дороги. Потом одну группу из лаготделения 033 перевели в соседний лагерь. В списке оказалась и моя фамилия. Судьбе было угодно, чтобы это случилось ровно через два года после моего прибытия в лаготделение 033 – 20 февраля 1952 года.

Мне тяжело было расставаться с друзьями. Заключенные очень консервативны и без охоты покидают место, к которому привыкли, даже если там было тяжело. Заключенные всегда боятся попасть в еще худшее положение.

Лаготделение 030 находилось в шести километрах от лагеря 033.

Мы шли по таежной тропе вдоль железной дороги, голода не чувствовали, так как шли очень быстро. Остановились лишь один раз, чтобы оправиться. В десять часов утра у ворот нас принял дежурный офицер. Нас было ровно сто человек, и направили нас сюда, чтобы помочь валить тайгу. Нас по одному вызывали к заместителю начальника лаготделения, который расспрашивал каждого, чем тот занимался до ареста. Но даже если заключенный до ареста работал врачом, адвокатом или столяром, он всех тут же направлял в бригаду дровосеков. Я подумал, зачем тогда было тратить несколько часов на бессмысленные расспросы.