— Значит, мы должны признать, что все дело в одержимости короля.

— Я поговорю с Элокаром, — решил Далинар. — Сообщу, что мы уперлись в стену, и узнаю, пожелает ли он, чтобы расследование пошло иными путями.

— Так будет правильно. — Адолин поколебался, прежде чем продолжить: — Отец, ты не хочешь поговорить о том, что случилось во время бури?

— Ничего такого, чего не случалось раньше.

— Но...

— Адолин, наслаждайся вечером, — резко оборвал его Далинар. — Со мной все в порядке. Возможно, даже хорошо, что люди все увидели собственными глазами. Прячась от них, я лишь провоцировал слухи, из которых кое-какие много хуже правды.

Сын вздохнул и кивнул.

Королевские пиры всегда устраивали на открытом воздухе, у подножия холма, на котором располагался дворец Элокара. Если бурестражи сообщали о Великой буре или просто портилась погода, тогда пиршество отменялось. Далинар радовался тому, что все разворачивалось под открытым небом. Духозаклятые строения, даже будучи приукрашенными, слишком напоминали пещеры.

Пиршественный водоем представлял собой неглубокое искусственное озеро, заполненное до краев водой. По озеру разбросаны каменные островки-платформы для гостей. Замысловатый ландшафт создали королевские духозаклинатели, которые отвели воду из бли­жайшей реки. «Напоминает Села-Талес, — подумал Далинар, пересекая первый мост. Он часто бывал на западе Рошара, когда был молод. — И Чистозеро».

Пять островов соединяли между собой мосты, перила которых, выполненные в виде орнамента из свитков, были так изящны и нежны, что после каждого пира их прятали в хранилище, уберегая от Великих бурь. Этим вечером в воде медленно плавали цветы. Время от времени появлялись лодочки шириной в ладонь, нагруженные­ сияющими самосветами.

Далинар, Ренарин и Адолин вышли на первую гостевую платформу.

— Одна чаша синего, — сказал Далинар сыновьям. — А потом — только оранжевое.

Старший сын тяжело вздохнул:

— Нельзя ли хоть на этот раз...

— Адолин, пока ты принадлежишь к моему Дому, будешь следовать Заповедям. Моя воля нерушима.

— Отлично, — бросил юноша. — Идем, Ренарин.

Они отделились от Далинара и остались на первой платформе, где собрались молодые светлоглазые.

Великий князь прошел на следующий остров — средний, предназначенный для малой знати. По бокам от него располагались раздельные гостевые острова: мужской — справа, а женский — слева. На центральном, однако, мужчины и женщины пировали вместе.

Вокруг Далинара светлоглазые, удостоившиеся приглашения, от души пользовались гостеприимством короля. В духозаклятой еде нет ничего особенного или необычного, но за роскошными королевскими столами всегда подавали пряности из далеких краев и экзотическое мясо. Далинар чувствовал запах жареной свинины и даже курятины. Уже минуло много времени с той поры, как он пробовал мясо странных летающих созданий из Шиновара.

Мимо прошел темноглазый слуга в одеянии из тонкой красной ткани, с подносом крабовых клешней. Далинар пересек остров, огибая компании пирующих. В основном пили фиолетовое вино, самое опьяняющее и насыщенное из всех цветных вин. Форму почти ни­кто не надел. Несколько человек надели узкие короткие сюртуки, но большинство, отбросив притворство, нарядились в просторные шелковые рубашки с оборками и соответствующие сандалии. Рос­кошные ткани блестели в свете ламп.

Эти модники бросали на Далинара оценивающие взгляды. Он помнил времена, когда вокруг него на пирах вроде этого собиралась толпа друзей и знакомых — и, разумеется, подхалимов. Теперь никто не приближался, хотя перед ним расступались. Элокар мог считать, что его дядя слабеет, но его репутация умеряла пыл большинства светлоглазых рангом пониже.

Вскоре он приблизился к мосту, ведущему на последний остров — тот, где находился король. Его окружали лампы на шестах, излучавшие синий буресвет, а в самом центре платформы располагалась жаровня. Внутри ее пламенели темно-красные угли. Рядом с жаровней за столом в окружении великих князей пировал Элокар. Столы по краю платформы занимали гости. Женщины и мужчины сидели строго раздельно.

У самого моста на высоком табурете пристроился Шут. Он-то был одет как подобает светлоглазому — в строгий черный мундир, с серебряным мечом на поясе. Далинар невольно покачал головой.

Шут одаривал оскорблениями всякого, кто ступал на остров.

— Светлость Маракаль! Какая чудовищная прическа; вы очень смелы, раз появляетесь на людях в таком виде. Светлорд Маракаль, жаль, что вы не предупредили о своем появлении, — я бы отказался от ужина. Ненавижу, когда меня тошнит после сытной трапезы. Свет­лорд Кадилар! Как я рад вас видеть. Гляжу на ваше лицо и вспоминаю о том, кто мне дорог.

— Неужели? — спросил иссохший старик Кадилар, замедляя шаг.

— Да, — отозвался Шут, взмахом руки веля ему не задерживаться, — о моей лошади. О светлорд Нетеб, сегодня от вас исходит неповторимый запах... Вы напали на мокрого белоспинника или он на вас просто чихнул? Леди Алами! Нет, прошу, ничего не говорите — так мне будет гораздо легче сохранить свои иллюзии по поводу вашего ума. И светлорд Далинар. — Шут кивком приветствовал князя, когда тот приблизился. — Ах, мой дорогой светлорд Таселин. Все еще заняты экспериментом по достижению глубин человеческой глупости? Удачного погружения. Это бесценный опыт.

Далинар приостановился возле табурета Шута, а сердитый Таселин вразвалочку прошел мимо.

— Шут, — заметил Далинар, — ты хватил лишку.

— И что же у меня лишнее? — лукаво поинтересовался мужчина. — Лица, руки или сферы? Я бы ссудил тебе лицо, но человеку по определению положено не больше одного, а случись у кого два — могут перепутать с Шутом. Руку бы тоже мог одолжить, но, боюсь, я ими обеими так часто копался в дерьме, что теперь они не подходят такому, как ты. А если отдам одну из сфер, то зачем же мне вторая? Я, видишь ли, к обеим очень сильно привязан. — Он помедлил. — Ах да, ты же не видишь. Хочешь посмотреть?

Он привстал со своего табурета и сделал вид, будто собирается расстегнуть ремень.

— Шут, — сухо одернул великий князь.

Острослов рассмеялся и похлопал Далинара по плечу:

— Прошу прощения. Это сборище провоцирует меня на самые грубые шутки. Возможно, все дело в дерьме, о котором я уже упомянул. Изо всех сил стараюсь, чтобы мое отвращение к ним было возвышенным, но они все время мешают.

— Шут, стоило бы проявить осторожность, — предупредил Далинар. — Это сборище не будет терпеть тебя вечно. Не хотелось бы узнать, что кто-то всадил в тебя нож; внутри тебя хороший человек.

— Да, — согласился Шут, окидывая платформу взглядом. — Он был очень вкусным. Далинар, боюсь, ты предупреждаешь не того, кого надо. Когда вернешься домой, расскажи о своих тревогах зеркалу, и несколько раз. Слухи вокруг так и прыгают.