Газ колебался:

— Твои люди рассердятся. Не хочу, чтобы они думали, будто это моя идея.

— Я им скажу, что сам все придумал.

— Ну тогда ладно. Третий колокол, встречаемся у западного пос­та. Третий мост будет мыть посуду.

Он быстро ушел, словно желая исчезнуть до того, как Каладин передумает.

Камень подошел к парню, наблюдая за удаляющимся Газом:

— Знаешь, коротышка прав. Все тебя за это ненавидеть. Они думать, день будет легкий.

— Переживут.

— Но зачем менять работу на тяжелую? Ты что же... точно без ума?

— Возможно. Но мое безумие позволит нам выйти за пределы лагеря.

— И какой от этого толк?

— Очень большой, — сказал Каладин, переведя взгляд на барак. — Он включает жизнь и смерть. Но нам понадобится помощь.

— Еще один мостовой расчет?

— Нет, я хотел сказать, что нам — мне с тобой — понадобится помощь. По крайней мере еще один человек.

Он окинул взглядом склад и заметил мужчину, сидевшего в тени, что падала от казармы Четвертого моста. Тефт. Седого мостовика не было среди тех, кто высмеял Каладина чуть раньше, а вчера он отправился вместе с Камнем за Лейтеном.

Каладин глубоко вздохнул и быстро пошел через склад. Камень следовал за ним. Сил покинула его плечо и носилась в воздухе, оседлав внезапный порыв ветра. Тефт вскинул голову, когда Каладин­ и Камень приблизились. Пожилой мостовик взял свой завтрак и пришел сюда, чтобы в одиночестве поесть. Из-под его миски выглядывал кусок плоскохлеба, а борода была испачкана карри.

Он опасливо взглянул на Каладина и вытер рот рукавом.

— Сынок, мне по нраву моя еда, — сказал он. — Вряд ли можно считать эту порцию достаточной для одного мужчины. Не говоря уже о двух.

Каладин присел перед ним на корточки. Камень прислонился к стене и скрестил руки, молча наблюдая.

— Тефт, ты мне нужен.

— Я же сказал...

— Не твоя еда. Ты. Твоя верность. Твоя поддержка.

Пожилой мостовик продолжил есть. У него не было рабского клейма, как и у Камня. Парень не знал их историй. Знал он лишь одно: эти двое помогли ему, когда другие не захотели. Они еще не полностью сдались.

— Тефт... — начал Каладин.

— Я уже хранил верность кое-кому, — перебил мостовик. — Слишком много раз. И все всегда заканчивалось одинаково.

— Твое доверие предавали? — мягко спросил Каладин.

Тефт фыркнул:

— Нет, клянусь бурей. Это я всех предавал. На меня нельзя полагаться. Тут, среди мостовиков, мне самое место.

— Я положился на тебя вчера, и ты меня удивил.

— Пустяк.

— Это мне судить, — возразил Каладин. — Тефт, тут все сломлены, так или иначе. Мы бы не стали мостовиками, не случись с нами чего-то страшного. Я потерпел неудачу. Мой собственный брат умер из-за меня.

— Так что ж ты не угомонишься?

— Потому что сдаться означает умереть.

— Может, лучше смерть?

Все вернулось к тому, с чего началось. Вот где таилась причина, по которой мостовикам было наплевать, поможет он раненым или нет.

— Смерть не лучше. — Каладин посмотрел Тефту в глаза. — О, сейчас тебе легко так говорить. Но когда стоишь на краю и смот­ришь в темную бездонную яму, внезапно приходят совсем другие мысли. Как это случилось с Хоббером. И со мной. — Он помедлил, кое-что заметив в глазах пожилого мостовика. — И кажется, с тобой.

— Ну да, — негромко проговорил Тефт. — И со мной.

— Так что, ты с нами? — спросил Камень, присаживаясь рядом.

«С нами?» — мысленно повторил Каладин и еле заметно улыбнулся.

Тефт смерил их обоих оценивающим взглядом:

— Еду не тронете?

— Нет, — пообещал Каладин.

Седой мостовик пожал плечами:

— Что ж, ладно. Вряд ли это будет хуже, чем сидеть тут и играть в гляделки с собственной смертью.

Каладин протянул руку. Тефт помедлил, потом пожал ее.

Камень протянул руку:

— Камень.

Тефт посмотрел на нее, закончил трясти руку Каладина и сжал ладонь Камня:

— Я Тефт.

«Буреотец, — подумал парень, — я и забыл, что большинство из них даже имен друг друга не знают».

— Это что еще за имя такое — Камень? — поинтересовался Тефт, отпуская руку рогоеда.

— Глупое имя быть, — ответил тот с невозмутимым лицом. — Но со смыслом. А твое имя что-то значить?

Тефт почесал бороду:

— Кажется, нет.

— «Камень» — так меня на самом деле не звать, — признался рогоед. — Просто это низинники мочь произнести.

— Как же тебя зовут тогда? — спросил Тефт.

— Ты не повторить.

Тефт вскинул бровь.

— Нумухукумакиаки’айялунамор.

Седой мостовик помедлил, потом улыбнулся:

— Так и быть, пусть будет «Камень».

Рогоед рассмеялся и сел рядом с ним:

— Наш старшина придумать план. Что-то славное и дерзкое. Как-то связано с тем, что мы полдня ворочать камни на жаре.

Каладин улыбнулся и подался ближе к ним:

— Я хочу, чтобы мы собрали одно растение. Тростник, который растет маленькими кустиками за пределами лагеря...

На тот случай, если ты решил закрыть глаза на эту катастрофу, сообщаю: Аона и Скай мертвы, а то, чем они владели, расщеплено. Вероятно, чтобы больше никто не осмелел до такой степени, чтобы бросить Рейзу вызов.

Спустя два дня после инцидента во время Великой бури Далинар вместе с сыновьями направлялся через каменистую площадку к водоему, где король устроил празднество.

Бурестражи князя обещали несколько недель весны, за которыми должно вновь последовать лето. Он надеялся, что не случится новой зимы.

— Я обошел еще троих кожевенников, — негромко сказал Адолин. — У всех разные мнения. Кажется, что перед тем, как ремень перерезали — если перерезали, — он износился, поэтому они не могут дать однозначный ответ. Все согласны лишь в том, что ремень и впрямь рассечен, но не обязательно ножом. Это мог быть естественный износ кожи.

Далинар кивнул:

— Это единственная улика, которая хотя бы намекает, что подпруга лопнула неспроста.