— Но как правитель сын слаб. Ты должен это признать.

— Навани, Элокар король, — твердо сказал Далинар, — и мой племянник. Ему принадлежит мой меч и мое сердце, и я не позволю, чтобы кто-то о нем дурно говорил, даже если этот «кто-то» — его собственная мать.

Она устремила на него пристальный взгляд. Было ли это испытание на верность? Навани, почти как Ясна, чувствовала себя в политике как рыба в воде. Интриги заставляли ее цвести, точно камнепочку в спокойном влажном воздухе. Однако, в отличие от Ясны, Навани было трудно довериться. Далинар вновь ощутил невольное сожаление по поводу того, что Ясна никак не могла бросить все свои изыскания и вернуться на Расколотые равнины.

— Я не говорю о своем сыне дурно. Мы оба знаем, что я ему так же верна, как и ты. Но мне важно знать, с чем работаю, а для этого требуется называть вещи своими именами. Его считают слабым, и я намереваюсь обеспечить ему защиту. Пусть даже придется пойти против его воли.

— Значит, у нас общие цели. Но если его защита — вторая причина, по которой ты вернулась, какова же третья?

Ее лицо с фиолетовыми глазами и красными губами озарилось улыбкой. Многозначительной улыбкой.

«Кровь отцов моих... — подумал Далинар. — Ветер и буря, она красавица. Смертоносная красавица».

Казалось злой иронией, что лицо жены полностью стерли из его памяти, и в то же самое время он мог припомнить каждую мелочь из тех месяцев, на протяжении которых эта женщина играла с ним и Гавиларом. Она вынуждала их соревноваться друг с другом, разжигала страсть и в конце концов выбрала старшего из двоих братьев.

Они трое все время знали, что она выберет Гавилара. И все равно Далинару было больно.

— Нам надо как-нибудь поговорить наедине, — сказала Навани. — Я хочу услышать твое мнение по поводу слухов, что ходят по лагерю.

Вероятно, имелись в виду слухи о нем.

— Я... я очень занят.

Она закатила глаза:

— Не сомневаюсь. Мы все равно встретимся, как только я ­обустроюсь и раскину сети. Может, через неделю? Я приду почитать тебе из той книги моего мужа, а потом мы поболтаем. Все будет на виду. Согласен?

Он вздохнул:

— Ну ладно. Однако...

— Великие князья и светлоглазые, — внезапно провозгласил Элокар.

Далинар и Навани повернулись к тому концу стола, где встал король, в мундире, парадном плаще и короне. Он поднял руку, привлекая внимание собравшихся на острове. Люди притихли, и вскоре единственным звуком сделалось журчание воды в озере.

— Уверен, многие из вас уже слышали о том, что три дня назад во время охоты произошло покушение на мою жизнь, — продолжил Элокар. — Мне перерезали подпругу.

Далинар посмотрел на Навани. Та пренебрежительно махнула рукой, показывая, что не тревожится из-за слухов. Она про них знала, разумеется. Навани достаточно было провести в городе пять минут, и она узнавала все заслуживающее внимания и известное жителям.

— Уверяю вас, мне не угрожала настоящая опасность, — сказал Элокар. — Отчасти благодаря защите королевской гвардии и доблести моего дяди. Однако я считаю, что мудрый человек ко всем угрозам относится с должным благоразумием и серьезностью. Потому я назначаю светлорда Тороля Садеаса великим князем осведомленности и поручаю ему докопаться до правды в том, что касается этой попытки покушения на мою жизнь.

Далинар потрясенно моргнул. Потом закрыл глаза и тихонько застонал.

— Докопаться до правды? — скептически повторила Навани. — Садеасу?

— Кровь отцов... Элокар решил, что я не верю, будто кто-то ему угрожает, и вместо меня обратился к Садеасу.

— По-моему, в этом нет ничего страшного, — сказала она. — Я в каком-то смысле доверяю этому человеку.

— Навани, — произнес Далинар, открывая глаза, — это случилось во время охоты, которую планировал я, под защитой моей гвардии и моих солдат. Королевского коня готовили мои конюхи. Он при всех попросил меня разобраться с этой подпругой, а теперь взял и отобрал у меня расследование.

— Ох...

Она поняла. Это было почти то же самое, как если бы Элокар объявил, что подозревает своего дядю. Любые сведения о «неудавшемся покушении», которые раскопает Садеас, способны принести Далинару лишь вред.

Когда ненависть к Далинару и любовь к Гавилару столкнутся, что выберет Садеас?

«Но видение... Я должен ему доверять».

Элокар снова уселся, и по всему острову вновь начались разговоры — теперь они были взволнованными. Король словно не понимал, что только что сделал. Садеас не скрывал широкой улыбки. Он поднялся со своего места, поклонился королю и погрузился в светскую суету.

— И ты опять станешь твердить, что он неплохой король? — прошептала Навани. — Мой бедный, рассеянный, забывчивый мальчик...

Далинар встал и прошел вдоль стола туда, где король продолжал есть.

Элокар посмотрел на него снизу вверх:

— А, Далинар. Я полагаю, ты захочешь помочь Садеасу.

Великий князь сел. На столе все еще стояло блюдо, которое не доел Садеас, — на медной тарелке лежали кусочки мяса и разорванного плоскохлеба.

— Элокар, — с трудом выдавил Далинар, — я говорил с тобой несколько дней назад. Я попросил, чтобы ты назначил меня великим князем войны, и ты ответил, что это слишком опасно!

— Так и есть. Я обсудил это с Садеасом, и он согласился. Великие князья не стерпят того, чтобы кто-то командовал ими в том, что касается войны. Садеас заметил, что если бы я начал с чего-то менее угрожающего, вроде назначения великого князя осведомленности, это может подготовить остальных к тому, чего хочешь ты.

— Так это идея Садеаса, — ровным голосом произнес Далинар.

— Разумеется. Пришло время назначить великого князя осведомленности, и он особо выделил проблему с подпругой как заслуживающую расследования. Он знает, что ты всегда утверждал, будто не приспособлен для подобных вещей.

«Кровь отцов моих, — подумал Далинар, глядя в центр острова, где вокруг Садеаса собралась группа светлоглазых. — Меня только что обыграли. Блестяще».

Великий князь осведомленности обладал властью в сфере расследований преступлений, особенно тех, что посягали на интересы Короны. В каком-то смысле он был почти таким же грозным, как великий князь войны, но Элокар этого не понимал. Король видел лишь того, кто наконец-то будет прислушиваться к его безумным страхам.

Садеас очень умен.

— Дядя, не будь таким мрачным, — продолжал Элокар. — Я понятия не имел, что ты захочешь этот пост, а Садеас так увлекся идеей. Возможно, он ничего не обнаружит, и ремень просто износил­ся. Ты будешь оправдан за то, что постоянно твердил, будто мне вовсе не угрожает серьезная опасность.