Как многозначны они могут быть в зависимости от контекста, диалекта или эпохи, когда пишется тот или иной текст. Вспоминаем, Манибортиш основан 104 года назад. А тут – как удачно – баллады нашлись как раз того времени. И что оказывается?

Уни ожидал, что Хардо спросит: «Что?», но тот все так же спокойно внимал его объяснениям.

– Что есть мани-бор, а есть манибор! – торжественно просиял переводчик. – Теперь ясно?

– Слова те же, смысл – другой? – подал наконец охранник неожиданно дельную реплику.

– Вот именно! Манибор – это одно из прозвищ капоштийской богини Ташот, усмирительницы штормов и покровительницы Зеркального моря!

– Складно. А слуга?

– Так в том-то и дело, что нет никакого слуги! И что примечательно, никогда и не было! Кто основал Манибортиш? Торговцы из города Сибл. А на сиблийском диалекте «тиш» означает не только «слуга», «служить», но и «подчиняться» кому-то, а в просторечии – «под». Таким образом, название капоштийской фактории в Вирилане означает – город под Небесной девой!

– Созвездие Ташот?

– Нет, – сладко промурлыкал Уни. – Не тут-то было. Нету в капоштийских атласах такого созвездия…

– Жилы тянешь, – оборвал это затянувшееся смакование Хардо.

Уни покровительственно усмехнулся:

– Да нет, все просто. Богиня Ташот скользит по глади моря на своей волшебной колеснице, запряженной летучими рыбами. Поэтому символ ее – колесница, и рисуется она вот так, – он взял пергамент, – квадрат, а под ним колесо с четырьмя спицами. Но это детали. В общем, созвездие Колесницы, самая яркая звезда которого в одной балладе так и названа – «Око Ташот». Судя по тому, что название содержит уточнение «под», то звезда должна быть строго в зените над кораблем.

– Башня Незли, – после некоторого молчания бросил в пол Хардо.

– Что? – обиженно спросил Уни.

– Башня Незли. Была в Иристене такая гробница одного подвижника. Только камни, ни капли извести. Четыреста лет простояла, пока пилигримы на память один кусочек не взяли. Теперь это груда камней и братское кладбище.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вывод красив, но догадок много. Хоть где ошибся, – и Хардо сделал характерное движение пальцами по горлу.

– Ну, я не знаю, – опять начал сникать Уни. – И так, и сяк перепроверил. Не может, не должно это быть ошибкой! – и он нервически выдернул пару волос из ноздрей.

– Скоро узнаем, – пожал плечами Хардо и ободрительно хлопнул Уни по плечу. – Не изводи себя – мозги лопнут. Выглядишь как половая тряпка.

Уни печально улыбнулся. Хотя одутловатость исчезла, а синяки постепенно сходили, лиловые мешки под глазами и какая-то потерянность в погасшем взгляде добавили новых оттенков в его неповторимый мученический образ.

«Ну что ж, перед смертью не надышишься. Пойду вздремну, что ли – сколько я в своей каюте-то не был?»

Но вздремнуть в этот раз не удалось. Несмотря на вечер и специальный навес над верхней палубой, духота стояла страшная, а прохлады безветренное море давало не больше, чем земельный магнат налогов в казну. И посему Уни был вдвойне удивлен цветущим видом торгового посланника Богемо, которому духота и зной, кажется, были нипочем, вопреки его не самой стройной фигуре.

– А, энель Вирандо! – радостно приветствовал он Уни. – Говорят, вашими стараниями наш путь скоро подойдет к концу, – беззаботно улыбнулся он своей приторной улыбкой.

– В любом случае это так, – дипломатично ответил переводчик и обмахнул себя свитком с трудовыми заметками.

– Вам жарко? Ну, конечно, жарко! Но, к сожалению, только энель посол имеет право взять с собой персонального слугу с опахалом. А мне не дали – представляете? – и Богемо сделал такое жалостливое лицо, что Уни на миг охватило чувство вины. – Впрочем, – не унимался торговый посланник, – никто не запрещает нам посещать баню.

– Баню? В такую жару? – от одной этой мысли Уни стало не по себе.

– О, я вижу, что вы ни разу там не были. – Только теперь стало видно, что, вопреки обыкновению, веки торговца не подведены синим, а кожа имеет какой-то поросячий розовый цвет. – Вы знаете, какая прохлада наступает после такой жары?

Эта идея показалась Уни как минимум оригинальной. Испросив разрешения у равнодушного энеля Аслепи, он выяснил, что, во-первых, доктор самолично рекомендовал Богемо этот метод, а, во-вторых, желание последовать примеру торгового посланника вполне законно и увядшие синяки тому уже не помеха.

– Не увлекайтесь только, – напутствовал его Аслепи. – Там голубой шнурок есть – дерните, как совсем жарко станет, слуги уменьшат огонь.

Баня представляла собой не слишком большое помещение, отделанное бело-коричневым мрамором, и с немного аляповатыми барельефами в форме бородатых мифических персонажей. Опустившись на скамью у стены, Уни использовал логичный в начале процедуры красный шнурок. Разумеется, ничего не произошло – не послышалось даже звона колокольчика внизу.

«Как у них тут все неорганизованно!» – раздраженно подумал молодой человек.

Он не спеша разделся, оставив лишь на пальце подаренное Ронко кольцо, и в позе эмбриона улегся на каменный стол посредине комнаты, просунув руки между коленей. «Надоели. Пропади оно все пропадом!»

Новое ложе было непривычно твердым и холодным на ощупь.

«И не надо никакой бани, – резюмировал Уни, переворачиваясь на спину. – Полежишь на таком чуток – уже мурашки по коже».

От дивной прохлады тянуло ко сну, однако нега длилась недолго. Ее нарушил звук бурления и запах горячего пара. Уни присел и, позевывая, огляделся. Источником беспокойства оказалась небольшая каморка сбоку от комнаты, которую он сначала принял за хозяйственное помещение, с двумя приземистыми статуями духов земли по бокам. На поверку там обнаружилась солидная медная ванна, куда из двух пастей искусно вытесанных каменных драконов лилась вода.

«Ну что ж, почему бы и нет, раз зашел», – устало отреагировал Уни и переполз в новое место. Вода была горячей, однако переводчик вскорости привык, и его разморило пуще прежнего.

«Красота, – лениво подумал он. – Умереть – не встать».

Сколько времени прошло в этом чудесном забытьи, сказать сложно. Край ванны, в который безжизненно упиралась голова Уни, был весьма неуступчивым, однако в его нынешнем состоянии это не играло совсем никакой роли. Все тело размякло до такой степени, что, будто жидкость, стало послушно принимать любую форму, какую требовали от него обстоятельства и изгибы окружающей обстановки. В отключившееся более чем наполовину сознание Уни просочилась мысль, что, пожалуй, пребывать в таком положении можно до бесконечности и не исключено, что как раз именно в этом и состоит скрытый даже от самых известных мудрецов смысл жизни.

Наполнив ванну почти до краев, драконьи пасти разом умолкли, и в тесной камере воцарилась тишина. И что характерно – полная темнота. Уни только теперь смекнул, что входная дверь закрылась сама собой. Как-никак,