«Надо было взять с собой хотя бы одну лампу из предбанника, – равнодушно подумал молодой переводчик, но потом лениво отмахнулся: – Да к демонам, так даже интересней!»

И это было чистой правдой. Органы чувств словно исчезли, равно как и само ощущение собственного тела. Верх, низ, потолок, стены – все эти понятия словно перестали существовать. Уни растворился в Великой пустоте, стал ее маленькой, неизмеримой частичкой.

«Забавно, как это – я вижу и ничего не вижу?» – мысленно спросил он себя, таращась во все глаза, но без какого-либо результата.

Вдруг Уни стало очень весело. Он словно плутал по каким-то черным лабиринтам, вертелся во все стороны, без всякого порядка и плана, но вокруг был все тот же беспредметный мрак. Эйфория поднялась откуда-то из самых глубин сознания и почти целиком заполнила голову.

«И здесь, и здесь ничего нет!» – как ребенок, игрался Уни.

Но тут пелена наваждений развеялась, и на край ванны вполне реалистично опустилась невесть откуда взявшаяся человеческая фигура. Белое одеяние из нескольких слоев ткани, невесомой снаружи и плотной в глубине, почти касалось плеча юного дипломата. Тонкая кисть с длинными пальцами пряталась в широких рукавах, уводивших взгляд вверх, к лицу. Осмелившись поднять голову, Уни получил еще один удар по своему восприятию.

Лицо женщины было настолько симметричным, что одним этим уже очаровывало до остолбенения. Лоб, нос, рот, щеки – все это удивительно гармонично перетекало одно в другое и формировало настолько правильный овал, что в нем просто не оставалось места для изъянов. Но страх вызывало другое. Глаза – абсолютно чужие, инородные и пугающие в этом совершенном окружении.

Нет, они не принадлежали монстру или демону. В них не было ничего отталкивающего или отвратительного. Не было ярости или пронизывающей силы. В них вообще ничего не было. Ни единой волны, ни легкого всполоха или дуновения. Человек не может целиком избавиться от чувств, оставаясь в сознании. Он не способен полностью расслабить и постоянно контролировать мелкие мышцы вокруг глаз, колыхание век и движения глазных яблок. Но самое главное – он не в состоянии держать в узде свою мысль, которая по большей части есть лишь отражение происходящих в его теле явлений. Взгляд этой женщины не мог принадлежать человеку, ибо в нем не было ни единой эмоции. Он не нес в себе практически никакой информации, но сам – словно затягивал в глубины темного, бездонного колодца.

Спасая себя, Уни инстинктивно хотел закрыть глаза и понял, что не может. Дикий кошмар ледяным сталагмитом поднялся из желудка и ударил в мозг. Рот слабо открылся в попытке что-то сказать, но тут женщина плавным движением обратила узкую руку пальцами к нему. В горле Уни словно две детали поменялись местами, и из него неудержимо вырвался пронзительный, истошный вопль. Дернувшись назад, он больно ударился головой о стену, и все словно встало на свои места. Пространство обрело свои привычные очертания. Уни старался нащупать дверь, но не находил ее. Камень был со всех четырех сторон, словно видение еще не закончилось, а молодой переводчик вновь упал в этот невероятный сон во сне. Но нет, реальность, похоже, стала постепенно возвращаться в его паникующее сознание. Немного справившись с волнением, Уни, наконец, смог почувствовать разницу между мокрым камнем и мокрым деревом. Но дверь не открылась, даже когда молодой человек в исступлении навалился на нее всем весом своего распаренного тела. Ничего.

«Может, здесь ручка имеется какая?» – подумал он и вдруг, поскользнувшись, рухнул обратно вниз, в ванну. Но тут же, не успев опомниться, вылетел обратно, как камень из баллисты, с ором впечатавшись в черноту стены.

– Мрак меня побери, ну что же это!

Вода в ванне существенно изменилась. В том смысле, что достигла оптимальной температуры для заваривания знаменитого мустобримского чая. Но, к сожалению, для дальнейшего нахождения в ней живого человека пригодной быть перестала. В маленьком помещении становилось все труднее дышать. Невидимый пар обжигал ноздри. Уни делал большие вдохи ртом, однако в легких словно накапливалась пустота. Нелепыми жестами он хватал темноту, стараясь найти спасительный голубой шнурок. Но это, вкупе с сильным волнением, только лишало его остатков сил. Стены резко пошли кувырком, и юный дипломат вновь утратил связь с реальностью, но на этот раз даже не успев осмысленно насладиться открывшимися впечатлениями.

* * *

– Энель Вирандо? О-о-ох! Вы живы, хвала Светилу щедрому и милосердному!

– А куда он денется? Обычный обморок.

Похоже, Аслепи совершенно не разделял ту радость, с какой энель Богемо приветствовал очередное возвращение Уни в дружную посольскую семью.

Переводчик рывком сел и тут же обхватил руками голову.

– Поменьше резких движений, – равнодушно буркнул врачеватель. Он стоял, скрестив волосатые руки, в стороне от кровати, вокруг которой собрались практически все важные персоны на корабле.

– Благодарите энеля Хардо, – торжественно начал Санери. – Именно он первый услышал ваш крик и освободил дверь от упавшей на нее статуи.

– Какой статуи? – рассеянно спросил Уни.

– Там у входа есть два тяжелых изваяния, – услужливо подсказал торговый посланник. – И одно из них каким-то образом упало и закрыло вам выход.

– Да, что-то припоминаю, – сознание Уни сейчас представляло собой подобие наваристого куриного бульона, где хаотично плавали пятна всяких безумных мыслей. – Там была какая-то женщина, а потом я чуть заживо не сварился в этом котле.

– В таком состоянии у людей часто бывают видения, – слегка заинтересовался происходящим Аслепи. Все дружно повернулись к нему. – Одного не пойму, как вы орали на все судно, если говорить-то едва начали?

– Энель Хардо, я искренне благодарен вам за спасение, – проникновенно сказал Уни вполне нормальным голосом.

Хардо лишь флегматично кивнул, а потом добавил:

– Энель Богемо помог, – и показал подбородком в его сторону.

Торговый посланник заметно приосанился и расплылся в улыбке:

– Я прибежал сразу же. Все-таки это я вас туда направил. Так что в каком-то роде это была и моя ответственность.

– Ну что же, рад, что все завершилось так благополучно, – поспешил резюмировать Санери. – Господа, думаю, нам надо оставить молодого человека одного и дать ему возможность прийти в себя.

Присутствующие с самыми благостными пожеланиями в адрес пострадавшего стали утекать из врачебных покоев.

– Энель посол, могу я просить вас уделить мне самую малость вашего времени для приватной беседы?

Санери на мгновенье замер, но затем аккуратно вновь приблизился к Уни. Тот из уважения встал, так что теперь находился почти лицом к лицу со своим начальником.

– Энель Санери, я прошу прощения за эту дерзость, но