критикует, но также самые разные награды, официальные приглашения, официальные фильмы, праздники и торжества. В целом федеральные партии Индии и сформированные ими правительства не приняли послания Амбедкара близко к сердцу. Нет ни одного национального праздника, посвященного ему или, в более общем смысле, вкладу далитов в самобытность Индии. Индия сделала относительно мало по сравнению с Австралией, которая приложила огромные усилия для популяризации достижений аборигенов в искусстве и выдвинула на первый план их творческий вклад в самобытность нации (а также принесла извинения за длительную несправедливость, от которой они страдали). Летая на австралийских авиалиниях Qantas, невозможно не увидеть на фюзеляже самолета произведения искусства аборигенов. И никто не может посетить академическую конференцию или публичное собрание в Австралии, не услышав торжественного публичного признания коренных народов и их прав. (Во многом такое отношение к коренным народам можно встретить и в Канаде.) В Индии вклад далитов в культуру не получает подобного общественного признания. Правда, тот факт, что у зарегистрированных каст нет общей культуры и они принадлежат к исторически неоднородному набору групп, объединенных общими занятиями, делает проблему сложной, однако воображение может помочь ее решить. Приведу лишь один пример: жизнь Амбедкара описана в основном иностранными, а не местными писателями и кинематографистами. Отсутствие у руководящих партий теплоты в отношении зарегистрированных каст[594] в немалой степени способствовало формированию партий, основанных на кастах, и, следовательно, балканизации политической жизни по линии касты, а не идеологии. Должное внимание к «словам и поступкам» группы создает эмоциональную атмосферу дружбы и солидарности, разрушая стыд и закладывая основу для сострадания.

Еще одной областью, в которой Амбедкар настойчиво стремился создать атмосферу дружбы и взаимности, было образование: он уделял большое внимание инклюзивным проектам позитивной дискриминации. Здесь, однако, его мысль, сосредоточенная на таких правовых стратегиях, как государственные стипендии на получение высшего и технического образования, остается незавершенной. И это заставляет нас задуматься о том, какие дальнейшие меры следует предпринять для создания атмосферы полной образовательной открытости в духе взаимности.

В его автобиографии мы можем найти первое условие: адекватная инклюзивность начального образования означает, что школы должны в общем и целом выполнять свою работу (в настоящее время это не так) и что учителя должны сосредоточиться на создании социально инклюзивной среды, которая поощряет детей приходить в школу и развивать свой потенциал. В Соединенных Штатах социальная интеграция, как бы непоследовательно она ни проводилась, является частью работы учителя. Учителя, чьи классы являются смешанными по расовому признаку или же в чьих классах есть дети с ограниченными возможностями здоровья, долго и продуктивно думали о том, как можно достичь большей инклюзии (посредством театра и искусства, которые выдвигают на первый план «слова и поступки» уязвимых групп и т. д.). Считается, что в обязанности учителя также входит прекращение травли – опять же, как бы непоследовательно оно ни проводилось. Все это гораздо менее справедливо для Индии, где учителя сосредоточены на обучении через зубрежку. Таким образом, первое, что должно прийти нам в голову, если мы хотим адекватно решить проблему стыда, – это новая и более психологически продуманная концепция преподавания, особенно на первых ключевых этапах образования.

Давайте, однако, перейдем к техническому образованию, которое было в центре внимания Амбедкара, поскольку он рассматривал его как путь к трудоустройству. Здесь у нас есть преимущество детального эмпирического исследования, и мы можем ясно видеть, что наличие квот для зарегистрированных каст в престижных государственных технических институтах мало помогает им в отсутствие благоприятного социального и эмоционального климата. В превосходном недавно опубликованном эссе Д. Партасарати, преподавателя гуманитарных наук в Индийском технологическом институте в Мумбаи, речь идет о проблемах, с которыми сталкиваются студенты-далиты, когда получают место в таком престижном учебном заведении, право учиться в котором предоставляется не каждому[595]. Суть в том, что повседневные практики, методики и процедуры различных институтов считаются нейтральными, но на самом деле сильно ущемляют интересы учащихся низшей касты. «Особенно извращенная форма самосбывающегося пророчества» пронизывает эти институты. Не желая всерьез задуматься о принятых у них процедурах, институты допускают к обучению студентов из низших каст, а когда эти студенты терпят неудачу, это будто бы подтверждает слова критиков позитивной дискриминации. К числу лишенных нейтральности особенностей системы образования относится отсутствие коррективных или подготовительных классов, особенно по английскому языку; отказ преподавателей дополнительно помогать студентам со слабой подготовкой и нежелание преподавателей проводить экзамены на родном языке, хотя по закону они обязаны это делать. Что еще хуже, преподаватели смотрят сквозь пальцы на то, что студенты выбирают себе коллег для лабораторных работ по кастовому признаку, и даже на то, что они стыдят и травят студентов из низших каст. И никакие институциональные дискуссии или размышления не бросают вызов представлениям большинства учащихся о том, что студенты из низших каст – «халявщики», которым нет места в учебном заведении. Большая часть обучения в Индийском технологическом институте носит коллективный характер, а потому исключение из социальной группы наносит ощутимый ущерб. Преподавателей не волнует формирование равной социальной структуры, а большинство из них в любом случае являются закоренелыми противниками позитивной дискриминации. Когда Партасарати представил свой доклад на конференции в 2008 году, в устных замечаниях он отметил, что большинству студентов не удалось развить свои способности к (эмпатическому) воображению на более ранних ступенях образования, где зубрежка стоит на первом месте. Будучи чрезвычайно конкурентоспособными и технически компетентными, они проявляют слабую способность к сопереживанию. И хотя обязательные гуманитарные курсы, все больше ориентированные на решение таких проблем, конечно, лучше, чем ничего, – они не могут в одночасье изменить их мышление.

Короче говоря, инклюзивное образование – это вопрос изменения сердец и умов. Хорошая политика зачахнет и потерпит неудачу, если социальные меры не будут поддерживать ее, формируя эмоциональный климат, враждебный клеймению стыдом и поддерживающий сострадание. Индия далека от достижения поставленных Амбедкаром целей – не столько из-за правовой несостоятельности, сколько из-за провала в структуре социальной и эмоциональной поддержки государственных учреждений.

Ограниченные возможности и достоинство: мемориал Франклина Делано Рузвельта

Люди с ограниченными психическими и физическими возможностями здоровья подвергались стигматизации по крайней мере в той же степени, как и любое другое меньшинство в истории[596]. Очень часто они были буквально скрыты от посторонних глаз в учреждениях или в специальных учебных заведениях вдали от других детей. Им было отказано во включении в систему государственного образования. Они не могли войти во многие здания, которые были построены для людей с «нормальными» потребностями, хотя могли бы быть легко спроектированы с учетом более широкого спектра физических возможностей. Они не могли сесть в общественный транспорт или, во многих случаях, даже перейти улицу из-за отсутствия сходов с тротуара. Некоторым людям с ограниченными возможностями здоровья городские «безобразные законы» вообще запрещали появляться в общественных местах[597]. Иначе говоря, им было просто-напросто отказано (в том числе более изощренными методами) в праве «быть в мире», как выразился известный исследователь конституционного права Джекобус тенБроук, говоря о своей собственной слепоте и ее последствиях. ТенБроук отмечает, что гражданское право его времени делало человека с ограниченными возможностями здоровья похожим на ребенка в своей беспомощности. Если бы он вышел на улицу без сопровождения зрячего человека и попал в аварию, он не смог бы восстановиться, хотя общественная норма легко могла бы способствовать инклюзии и повышению стандартов улиц и другой общественной инфраструктуры[598].

Такое враждебное клеймение наносило психологический ущерб и разделяло общество на две искусственные группы «нормальных» и «немощных» – хотя у каждого есть периоды и области ограниченных возможностей, а люди с ограниченными возможностями часто оказываются «немощными», по крайней мере частично, из-за социальных условий. Таланты и вклад людей с ограниченными возможностями часто упускались из виду. Общество, кроме того, лгало само себе о телах большинства, лишая многих «нормальных» людей помощи, которую они могли бы получить. (Так, бордюрные съезды чрезвычайно популярны среди родителей с колясками, людей, везущих багаж, и многих других.) Также подвергалось стигматизации старение, и поэтому все граждане чувствовали себя униженными, по крайней мере если они доживали до преклонного возраста. Реалистичная концепция континуума человеческих способностей важна для решения широкого спектра социальных проблем – от образования