— Ах, это совершенно всё равно, — быстрозаговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. — Все случаипредвидены: ежели он стоит у Брюнна…

И князь Долгоруков быстро и неясно рассказалплан флангового движения Вейротера.

Князь Андрей стал возражать и доказывать свойплан, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тотнедостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей сталдоказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушатьи рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.

— Впрочем, у Кутузова будет нынче военныйсовет: вы там можете всё это высказать, — сказал Долгоруков.

— Я это и сделаю, — сказал князь Андрей,отходя от карты.

— И о чем вы заботитесь, господа? — сказалБилибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо,собираясь пошутить. — Будет ли завтра победа или поражение, слава русскогооружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальникаколонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince deLichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite,comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн,Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена. ]

— Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите вашезлоязычие. ] — сказал Долгоруков. — Неправда, теперь уже два русских:Милорадович и Дохтуров, и был бы 3-й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.

— Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, —сказал князь Андрей. — Желаю счастия и успеха, господа, — прибавил он и вышел,пожав руки Долгорукову и Бибилину.

Возвращаясь домой, князь Андрей не могудержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том,что он думает о завтрашнем сражении?

Кутузов строго посмотрел на своего адъютантаи, помолчав, ответил:

— Я думаю, что сражение будет проиграно, и ятак сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, тыдумаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des etcotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занятрисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами. ] Да… Вот что мнеотвечали!

В 10-м часу вечера Вейротер с своими планамипереехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальникиколонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князяБагратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.

Вейротер, бывший полным распорядителемпредполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостьюрезкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшимроль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно,чувствовал себя во главе движения, которое стало уже неудержимо. Он был, какзапряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало,он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени ужеобсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два разадля личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского,для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкуюдиспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.

Он, видимо, так был занят, что забывал дажебыть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно,не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкангрязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянныйи гордый.

Кутузов занимал небольшой дворянский замококоло Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего,собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидалитолько князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8-м часу приехалординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришелдоложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовымпозволением присутствовать при совете, остался в комнате.

— Так как князь Багратион не будет, то мыможем начинать, — сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места иприближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностейБрюнна.

Кутузов в расстегнутом мундире, из которого,как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровскомкресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почтиспал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.

— Да, да, пожалуйста, а то поздно, —проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.

Ежели первое время члены совета думали, чтоКутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во времяпоследующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего делошло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции илик чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворениичеловеческой потребности — сна. Он действительно спал. Вейротер с движениемчеловека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени,взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громкимоднообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием,которое он тоже прочел:

«Диспозиция к атаке неприятельской позициипозади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».

Диспозиция была очень сложная и трудная. Воригинальной диспозиции значилось: