Лучники с противоположной стороны галереи стрелялинепрерывно, кричали, призывали подкрепление. Несколько человек отбежали вбок,чтобы поражать противника под более острым углом. Геральт выругался, оценилрасстояние, отделяющее их от аркады.

Дело выглядело неважно. Но оставаться там, где они были,означало смерть.

— Прыгаем! — крикнул он. — Внимание! Кагыр,помоги Ангулеме.

— Они нас уничтожат!

— Прыгаем! Так надо!

— Нет! — крикнула Мильва, поднимаясь с луком вруке.

Она выпрямилась, заняла стрелецкую позу, истинная статуя,мраморная амазонка с луком. Лучники на галерее заорали.

Мильва спустила тетиву.

Один из лучников отлетел назад, ударился спиной о стену, настене расцвел кровавый разбрызг, напоминающий огромного осьминога. С галереидолетел крик, рев гнева, злобы и угрозы.

— Великое Солнце… — простонал Кагыр. Геральт сжалему плечо.

— Прыгаем! Помоги Ангулеме.

Стрелки с галереи сосредоточили весь обстрел на Мильве.Лучница даже не шелохнулась, хотя вокруг нее клубилась пыль от штукатурки,летели осколки мрамора и щепки ломающихся стрел. Она спокойно спустила тетиву.Опять вскрик, второй противник рухнул как тряпичная кукла, обрызгал своихсоседей кровью и мозгом.

— Сейчас! — крикнул Геральт, видя, как стражникипрыгают с галереи, как падают на каменный пол дворика, скрываясь от неминуемыхМильвиных стрел. Продолжали стрелять лишь трое самых отважных.

Наконечник стрелы ударился о столб, запудрив Мильву пыльюштукатурки. Она сдула падающие на лицо волосы, натянула лук.

— Мильва! — Геральт, Ангулема и Кагыр подскочили каркам. — Оставь! Беги!

— Еще разочек, — сказала лучница, держа перьястрелы у уголка губ.

Зазвенела тетива. Один из тройки отважных стрелков взвыл,перегнулся через перила и рухнул вниз, на плиты дворика. Остальных тут жепокинула отвага. Они повалились на пол и прижались к нему. Подбежавшие напомощь не спешили выходить на галерею и подставлять себя под убийственныеМильвины стрелы.

За исключением одного.

Мильва поняла и оценила его сразу. Невысокий, щуплый, седой.С протертым до блеска наплечником на левом предплечье, с лучничьей перчаткой направой руке. Она видела, как он подбрасывает красивый композитный лук спрофилированным резным седлищем, как мягко его натягивает. Видела, какполностью натянутая тетива пересекает его загорелое лицо, видела, как красноеперо стрелы касается его щеки. Она видела, что он целится верно.

Она подкинула лук, мягко натянула тетиву, прицелилась уже вовремя натяжения. Тетива коснулась ее лица, перо стрелы — уголка губ…

* * *

— Сильней, сильней, Маришка! До мордашки. Скручивайтетиву пальцами, чтобы стрела не свалилась с седлища. Руку крепче к щеке.Целься. Оба глаза открыты! Теперь сдержи дыхание. Стреляй!

Тетива, несмотря на шерстяной защитник, болезненно укусилалевое предплечье.

Отец хотел что-то сказать, но на него напал кашель. Тяжелый,сухой, болезненный кашель. «Он кашляет все страшнее, — подумала Маришка Барринг,опуская лук. — Все страшнее и все чаще. Вчера раскашлялся, когда метился вкозла. И на обед из-за этого была вареная лебеда. Терпеть не могу варенойлебеды. Ненавижу голод. И нужду».

Старый Барринг, хрипя, со стоном втянул воздух.

— В пяди от середки прошла твоя стрела, девка! В целойпяди! А ведь я говорил, чтобы так не дергать, спуская тетиву! А ты скачешь так,будто тебе червяк заполз между полужопками. И целишься слишком долго. Усталойрукой стреляешь! Только стрелы изводишь!

— Так я ж попала! И вовсе даже не в пяди, а всегополпяди от середины.

— Не пищи! Наказали ж меня боги, вместо парнядевку-растяпу послав.

— И вовсе не растяпа я!

— Еще увидим. Стрельни еще разок. И помни, что ясказал. Стоять надо, словно в землю врытая. Целиться и стрелять быстро. Ну,чего морщишься?

— Потому что наговариваете на меня!

— Имею право. Я — отец. Стреляй.

Она натянула лук, надувшаяся и готовая разреветься. Онзаметил это.

— Я люблю тебя, Маришка, — сказал он глухо. —Помни об этом всегда.

Она отпустила тетиву, как только перо коснулось губ.

— Хорошо, — сказал отец. — Хорошо, дочка. Изакашлялся жутко, хрипло.

* * *

Смуглый лучник на галерее погиб на месте. Стрела Мильвыугодила ему под левую подмышку и вошла глубоко, больше чем на половину древка,ломая ребра, разрывая легкие и сердце.

Выпущенная долей секунды раньше красноперая стрела смуглогострелка угодила Мильве низко в живот и вышла сзади, разбив таз, разорвав кишкии артерию. Лучница упала на пол, словно ее ударили тараном.

Геральт и Кагыр закричали в один голос. Не обращая вниманияна то, что увидевшие падение Мильвы стрелки с галереи снова взялись за луки,они выскочили из-за прикрывающего их портика, схватили лучницу и вытащили,презирая град стрел. Одна из стрел зазвенела, ударив по шлему Кагыра. Другая,Геральт поклялся бы, прочесала ему волосы.

Мильва оставила за собой широкую блестящую полосу крови. Втом месте, где ее положили, мгновенно разлилась по полу огромная лужа. Кагырругался, руки у него тряслись. Геральт чувствовал, как его охватывает отчаяние.И ярость.

— Тетечка! — крикнула Ангулема. — Тетечка, неумирай! Тетечка!

Мария Барринг открыла рот, ужасно кашлянула, выплевываякровь на подбородок.

— Я тоже люблю тебя, папка, — сказала онасовершенно отчетливо.

И скончалась.

* * *

Бритые аколиты не могли справиться с вырывающейся и орущейЦири, на помощь поспешили прислужники. Один, которого она ловко пнула, согнулсяв три погибели и упал на колени, обеими руками хватаясь за промежность илихорадочно ловя ртом воздух.

Но это только разъярило остальных. Цири получила кулаком пошее, раскрытой ладонью по лицу. Ее перевернули, кто-то крепко пнул в бедро,кто-то уселся на лодыжки. Один из бритых аколитов, молодой, со злымижелто-зелеными глазами, придавил коленями ее грудь, вцепился в волосы и крепко рванул.Цири взвыла.

Аколит тоже взвыл. И вытаращился. Цири увидела, как из егобритой головы фонтаном брызнула кровь, пачкая белый лабораторный халатчудовищным рисунком.