Ихсан заинтригованно приподнял брови.

– Поведай же, дитя, каким образом?

– Она была храброй женщиной и научила меня сражаться за то, что мне дорого в этом мире, потому что кто сделает это, если не я?

– Однако всегда найдется противник сильнее и меч острее.

– Пусть так, – согласилась Чеда. – Но нужно уметь и ему дать отпор.

– Где теперь твоя матушка?

– Она умерла, когда мне было десять.

Маленькая ложь, но необходимая. Пусть Короли никогда не узнали маминого настоящего имени – если б узнали, Чеда была бы уже мертва, – но нельзя давать им даже мельчайшего намека, иначе тот, кто убил Айю, может все вспомнить.

– Какая жалость! – Лицо Ихсана приобрело сочувственное выражение. Наигранное, конечно, но кажущееся неожиданно искренним. – Как она умерла?

– Ее сразило копье кочевника. – Чеда оглянулась на толпу зрителей, словно ей было неловко рассказывать о трагедии перед ними. – Они напали на город зимой, когда мы вышли на Хадду постирать одежду.

Нападение и правда было, так что Чеда всегда использовала его, когда приходилось рассказывать о маминой смерти.

– Значит, кочевник подъехал, увидел твою мать и пронзил ее копьем?

– Не так просто, мой повелитель. То были пираты, которые ворвались в Шарахай, преследуя караван мулов, везущий зерно и вино в западную гавань. Они хотели добить караванщиков, но вдруг двое заметили мою мать и поскакали прямо к ней. Один бросил копье и промахнулся. Другой же попал. Кровь моей матери окрасила воды Хадды, и милостивый Бакхи забрал ее душу в Далекие поля.

Ихсан очень и очень печально покачал головой.

– Но почему же они так поступили?

– Этого я не знаю. Подоспели Девы и зарубили обоих на месте.

Еще одна маленькая правда, разбавляющая ложь.

– Но подозрения ведь у тебя имеются?

Чеда кивнула.

– Я думаю, что то были мужчины из ее племени. Она покинула племя, надеясь начать жизнь заново в Шарахае, а они, верно, поклялись убить ее.

Хоть и редко, но такое случалось – те, кто изменял кочевой жизни и уходил в Шарахай, порой подвергались нападениям своих сородичей, а иногда и членов семьи, за оскорбление старых порядков, за предательство рода.

– Из какого они были племени?

– Моя мать из Масал. Думаю, что и они тоже.

– Ты не помнишь их татуировок?

– Все случилось так быстро… Я помню лишь топот копыт и блеск солнца на наконечниках их копий.

Красивая, складная ложь. Чеда всегда избегала людей, связанных с племенем Масал: даже если Короли захотят больше узнать о ее прошлом в Ямах и на базаре, придраться будет не к чему.

– Что ж, ты была еще мала. – Ихсан ласково улыбнулся ей и кивнул толпе. – Это простительно. – Он пригляделся к лицу Чеды, ее губам, подбородку. – Твоя мать когда-нибудь рассказывала тебе об отце?

– Нет, мой повелитель, иначе я пришла бы куда раньше.

Глаза Ихсана зажглись интересом.

– И почему же так вышло? Ты ведь наверняка спрашивала ее!

И правда, почему? Айя должна была рассказать ей об этом. И, возможно, хотела.

– Я спрашивала, мой повелитель, но она отказывалась говорить о нем и била меня, если я надоедала ей с расспросами.

– Ты, должно быть, была очень своенравным ребенком.

По толпе гостей пробежали смешки.

– Истинно так, мой повелитель, и, боюсь, с возрастом стала только хуже.

Смешки превратились в смех, Ихсан улыбнулся, но остальные Короли так и стояли с каменными лицами.

– Что ж. – Ихсан бросил на своих братьев насмешливый взгляд. – Правды о твоем отце мы, пожалуй, так никогда и не узнаем. Пустыня сохранит эту тайну!

– Истинно так, ваше величество.

– У нас еще будет время поговорить о твоем прошлом. Теперь давай же отпразднуем твое возвращение в родное гнездо. – Ихсан грациозно обернулся к Королям и взглянул на Кирала. – Если никто не возражает.

Чеда понятия не имела, что случится, если кто-то из Королей воспротивится, но им было будто все равно – лишь Кирал кивнул наконец.

Со всех сторон вновь посыпались поздравления. Ихсан взял руку Чеды в свою, и так, парой, они прошли сквозь толпу. Чеда заметила, что таких пар было много, они собрались вокруг, заняли позиции. Ихсан раскрутил ее в танце, приобнял другой рукой. Ладони его были мягкими, от волос пахло миррой. Он смотрел Чеде в глаза так, будто знал ее давным-давно и желал не только потанцевать с ней.

– Заидэ тебя предупредила? – тихо спросил он. – Что на закате тебе предстоит танцевать с клинком.

– Да, она говорила.

Его глаза… Боги всемогущие, как же он красив!

Заиграла музыка: ребаб, флейта и дудук завели медленную мелодию, задевавшую струнки глубоко в душе.

– Она сказала, что тебе пожалуют клинок и танцевать ты будешь с сестрой из своей длани?

– Да, мой повелитель.

– Если пожелаешь, я попрошу Камеил быть с тобой поласковее.

Заидэ говорила, что Камеил – одна из лучших фехтовальщиц среди Дев.

– Никто тебя не осудит, – пообещал Ихсан. – Ведь бывали случаи, когда во время танца проливалась кровь. Да что там, случалось, юные Девы, едва получившие саблю, погибали!

– Я умею танцевать, ваше величество, я не разочарую вас. Ни вас, ни Камеил.

Ихсан рассмеялся – Чеда еще не слышала такого прекрасного смеха.

– Не меня и не Камеил тебе нужно впечатлить. Я слышал, Первый страж тобой недовольна. Лучше бы тебе впечатлить ее, чем добавить поводов для неприязни.

– «Неприязнь» – слишком мягкое слово. Она меня презирает.

– Просто не хотел показаться грубым.

Чеда рассмеялась. Рассмеялась. Танцуя с Королем.

– Ты все же интереснейшее существо, – изрек Ихсан. – За проступки, подобные твоему, десятки людей были казнены и повешены у городских ворот.

Эти слова, «повешены у городских ворот», отрезвили Чеду. Однако она не подала виду – нельзя, чтобы Король заподозрил ее.

– Интересно, что же Заидэ в тебе увидела?

– Это мне неведомо, мой повелитель.

Ихсан нахмурился и поднес ее правую руку поближе к лицу, разглядывая свежие татуировки и побелевший, но все еще саднящий след от укола. Непонятно было, что его так удивило: ее ответ или слова, написанные на руке.

– Однажды я расспрошу и ее, и Юсама. Я думал, что он заклеймит тебя воровкой, однако он этого не сделал.

– Думаю, увидь он во мне воровку, мы бы сейчас не беседовали.

Ихсан наклонился ближе и закружил ее в танце, в такт ускоряющейся мелодии.

– Что верно, то верно. Ты наше нежданное чудо, Чедамин Айянеш'ала, словно драгоценный самоцвет, сияющий в тусклом камне на пустошах.

Самоцвет… сияющий… Прямо как в стихотворении из маминой книги.

Пусть, самоцветами полна, сияет родина твоя,

Покрыты тайной письмена в