Пацан перетащил хозяина на стул, привязал к спинке, чтоб тот не упал, и вылил вампиру на голову зелье для роста волос. Граф дёрнулся, но в себя не пришёл.

Мда, видимо, следовало споить господину больше обезбола.

Когда Степан очнулся, то неожиданно для себя стал обладателем длинных волос. Полукровка с гордостью заверил, что они достают до лопаток, только кончики подрезать и вообще прекрасно будет. К счастью, с этим справиться несложно.

После вампир заплёл себе кривую страшненькую косу, чтоб волосы не мешались, и вернулся к работе. Шея болела и граф уверен, мелкий точно тому виной.

Дни перетекали один в другой, Степан совершенно потерял счёт времени, все мысли были заняты документами, Маниэр, делами графства, и непреодолимыми обстоятельствами, из-за которых он и Маниэр не смогут быть вместе ещё долго.

Попаданец мог бы рискнуть ради этого своей жизнью, но не её.

Впрочем, девушка, признаться, придерживалась той же позиции: готова на всё, ради господина, лишь бы тому хорошо жилось. Стараниями же Веце жилось обоим вампирам так себе.

Полукровка не рисковал жизнью, потому не осмеливался шутить открыто, но жирные намёки, красноречивые взгляды и едкая ухмылка говорили сами за себя. И невероятно бесили.

Если б Веце спел что-то вроде “Тили-тили-тесто! Жених и невеста!” то его точно бы убили, быстро и максимально болезненно.

К счастью, в пацана хватало мозгов не делать то, за что Маниэр может дать в глаз или сломать руку.

За всеми тревогами, проблемами и делами у графа совсем не было времени подумать о своей жизни — куда ему после того, как титул отнимут? Ну, он вроде как собирался в лес, стать отшельником или что-нибудь такое, но нужно же сразу выбрать, где жить, верно?

Окажется не слишком приятно, если в лесу, где он построит себе домик, не будет расти ничего съедобного.

Веце с недавнего времени не было видно: тот искал хорошее место для попаданца. Разумеется, сам полукровка об это даже не подозревал, весь день шатался по разным уголкам графства и докладывал об обстановке, растительности и населённости тех мест, где побывал.

Вампир уже приметил для себя пару неплохих точек на карте, но всё равно отправлял мелкого куда подальше — Степан решил, что после того, как лишат титула, он сможет позволить себе попытаться построить что-то с Маниэр.

Впрочем, и тут возникало препятствие: вряд ли старейшина Доллир, её дед, одобрит их отношения.

Поэтому граф сильно переживал: из одной неопределённости он прыгал в другую. Но даже так, просто молча работать с ней рядом, без раздражающего голоса Веце, было прекрасно. И вампир старался продлить эти мгновения, ведь что будет после — никому не известно. Возможно, когда он станет простолюдином, они больше не увидятся.

Маниэр разбирала корреспонденцию и обращения населения к графу: половину приходилось сжигать, слишком уж много встречалось просьб сдохнуть стремительно и безвозвратно. Даже неловко как-то.

Девушка вздохнула, бросила взгляд на календарь и обречённо провела по волосам, приглаживая петухи. У неё есть двадцать три дня или меньше, тут уж как повезёт.

Дед не позволит ей остаться рядом с Кифеном, когда у графа отнимут титул.

Ещё досаднее было от того, что господин ей не доверял и даже словом о предстоящем изгнании не обмолвился.

Старейшины и так уже всё знают, а он, наверно, считает, что она, едва услышит, сразу побежит докладывать?

Маниэр горько улыбнулась.

Ну раз так, то пусть лучше прогонит её сейчас. Всё равно это неизбежно.

— Господин, я люблю вас. — тихо прошептала девушка, отрывая глаза от письма.

Вампир замер, отложил перо и посмотрел ей прямо в глаза.

— Я знаю. — так же тихо вторил ей граф, до боли сжимая край столешницы.

— Я умереть за вас готова! — отчаянно выдохнула она, глотая навернувшиеся слёзы. Степан не выдержал, отвёл глаза, прикусывая щеку.

Вдох-выдох.

— И это я тоже знаю. Но не могу принять такой жертвы. Не могу рисковать тобой. — сбивчиво, рвано, искренне. Он бросил на пол отломленный кусок столешницы, надеясь, что его голос не дрогнул.

Маниэр достойна лучшего.

Это рано или поздно случилось бы, просто кто мог предположить, что у такой хрупкой девушки хватит духу вот так открыто обо всём сказать?

— А что чувствуете вы? — он мимолётно взглянул на неё: она пытливо вглядывалась в его лицо, роняя беззвучные слёзы.

Имеет ли он право сказать правду или должен соврать?

— Я… я сожалею, что не могу ответить тебе тем же. — пусто прошелестел граф, опустив взгляд.

Это было правдой. И ложью.

Девушка вытерла слёзы и спрятала глаза, вернувшись к работе, словно этого разговора и не было. Но сдаваться не собиралась.

Маниэр понимала: не всё так просто. Не в том дело, что её чувства не взаимны, нет, она, конечно же, вполне допускает такой исход, но…

Слишком уж болезненный взгляд у Кифена, и эти мелкие морщинки на лбу.

Она всегда хорошо подмечала детали и сейчас чётко видела: графу больно, нестерпимо больно и тяжело, так же, как и ей.

Но почему? Почему он отказывается?

Если б захотел, мог сделать её своей наложницей — дед дал ему на это право. Маниэр, по сути, была просто игрушкой, которую подарили графу, и прекрасно это знала.

Но господин ни разу не сделал ничего, что выходило бы за рамки приличий. Раньше она жутко радовалась, но сейчас испытывала лишь острое сожаление.

Нет.

Не может всё так закончиться!

Она заставит его сдаться!

Готовьтесь, граф Кифен, на вас открыта охота!

Вам объявили любовную войну!

Глава 46, про тех, кто слишком много думает

Веце ещё никогда в жизни не было так весело.

— Вылезать не собираетесь? — прохрюкал со смеху полукровка, приоткрыв дверцу шкафа.

Граф зло прищурил глаза и прошипел что-то бранное, закрыв дверцу назад.

— Господин, вы же понимаете, что не сможете прятаться