– Вторая стадия – это принятие твоим внутренним созерцателем твоего ума. Многие люди останавливаются на этом, потому что с детства дают полнейшую власть и контроль над всем своим естеством мозгу. Тебе удалось пройти стадию ума, и единственное, на чём ты остановился, на последней стадии…

Грустно усмехнувшись, он взял камень и, будто пытаясь найти в нём что-то, сам же ответил за неё:

– Сердце…

Сказал и бросил камень в воду.

Женева, немного подумав, сделала то же самое, бросив вслед три камня.

– Да… но это нужно принять, взглянуть внутрь своего сердца и, минуя свой главный страх, постараться увидеть. Сердце обязано стать пустым, таким, каким оно было у тебя изначально. Понимаю, что это тяжело, и не каждому это дано. Тебе же выпала такая счастливая возможность, твоя жизнь – прямое этому свидетельство. Отец хотел, чтобы ты достиг просветления здесь, и готовил меня к этому.

Слэйн вдруг с раздражением встал и сказал гневливым тоном:

– К чему готовил? Что ты мне должна? Это какой-то бред…

Он заходил по берегу взад и вперед и нервно закидывал в реку камни различных размеров и форм.

Женева не ответила ему. Она тихонько встала и ушла, не сказав больше ни слова.

До позднего вечера Слэйн сидел на берегу, и когда сумерки постепенно начали обволакивать плотным одеялом пространство вокруг него, сидя на коленках с закрытыми глазами, он стал вслушиваться в тихий шёпот реки.

Он слышал знакомые голоса, но постепенно, словно отходя куда-то назад, чувствовал, что его собственное тело, находящееся рядом, было отделено от него. При этом каким-то образом он слышал шёпот реки, которая доносила до него много различных слов, и даже была слышна музыка. Ему казалось, что он спит, но именно в этот момент ему стали приходить одна мысль за другой. Он думал и в следующий миг пропускал свои мысли, которые больше не освещались так явственно. Они будто стали течением реки и протекали через него. Ему показалось, что где-то внутри послышалось сильное сердцебиение. Во всём была тишина, пустота, и только интенсивно бьющееся сердце тревожно вздрагивало.

Каждый стук сопровождался усиленной болью.

Стук, и он выходил из тьмы. Яркий свет слегка ослеплял его, глаза слезились. Рассмотрев перед собой пространство, он вдруг возмущённо прокричал, но не услышал шума собственного голоса.

Мысли продолжали течь как река – он смотрел перед собой и поднимал маленькую ручонку перед лицом.

– Это я…я…я…

Мысли проносились мимо, и нигде не было препятствий в виде камней – течение вод продолжало свой путь.

– Это я…я…я…

Он углублялся всё сильнеев воспомининия. Но вдругжуткий страх перекрыл всё течение огромным валуном и неожиданно прервалось дыхание. Перед глазами возникло лицо страдающей женщины, сидящей у детской кроватки, в которой лежало его тело.

Это была его мама, он вспомнил её.

– Проснись… проснись же!!

Слэйн открыл глаза и увидел перед собой освещённое пламенем напряжённое лицо Женевы.

Протирая глаза и поднимаясь, он осмотрел тёмное пространство пещеры и вдруг, заметив, что старца нет, спросил:

– Уже ушёл? Мне кажется, или сегодня он раньше обычного?

Женева наматывала на палку несколько принесённых ей тряпок и после, обливая керосином из огромной бутыли, ответила:

– Сегодня полнолуние…

Надев ботинки, он вопросительно взглянул на неё.

– Что это значит?

Она помогла ему подняться, подожгла факел и передала ему.

– Сегодня он отправляется в свой последний путь.

Слэйн взволнованно оглядел пещеру, будто смотрел на неё в последний раз, и направился вслед за Женевой, которая вышла в сторону тёмного леса.

Стояла необыкновенная ночь.

Долина вдоль реки освещалась ярким лунным шаром и вся, казалось, утопала в тёмной синеве. Ветер не дул, было тепло, и воды реки были спокойны и безмятежны как никогда. Серебристая поверхность водной глади то и дело впитывала и словно бы проглатывала нежные звуки вокруг и затем, словно певица, начинала петь тихий и спокойный романс.

Громм как всегда сидел у костра и с блеском в глазах осматривал дно своего каноэ.

Женева и Слэйн как всегда расположились рядом. Когда они подошли к нему, Громм впервые поднял на них свои пустынные глаза. Слэйн замер, в этих глазах он увидел себя, Женеву, речку и всю картину нынешней ночи, в то же время он ощутил в себе полнейшую пустоту.

Громм ещё более поразил их, когда неторопливо поднялся и, медленно обойдя вокруг, встал за их спинами.

Слэйн взглянул на Женеву.

Она сидела в позе лотоса с закрытыми глазами, погружённая в себя.

– Что же нужно делать? – спросил он у неё немного трясущимся от волнения голосом.

Женева тихонько шевельнула губами:

– Слушай…

Слэйн попытался расслабиться и постепенно стал погружаться внутрь себя. Закрыв глаза, он стал вспоминать то ощущение, которое было последний раз на речке. Постепенно мысли обо всём, в том числе о старце, стали вновь подхватываться игривыми и загадочными потоками серебристой реки.

Сквозь тихий шёпот реки он услышал старческий голос.

Он был настолько приглушённым, что напоминал собой некий гул, словно щекотание ветра внутри огромной ракушки.

Голос произносил странные слова.

Намо арихтанам намо намо

Намо сиддханам намо намо

Намо увадджхайянам намо намо

Намо лойе савва сахунам намо намо.

А эсо панг наммукаро

Савва паваппанасано

Мангалам ча саввесам

Падхамам хавай мангалам

Апиханте саранам павадджхами

Сиддхе саранам павадджхами

Саху саранам павадджхами

Намо арихтанам намо намо

Намо сиддханам намо намо

Намо увадджхайянам намо намо

Ом Шанти, шанти, Шанти

Слэйн медленно открыл глаза и увидел сидящего напротив него Громма. Тот слегка покачивался взад-вперёд и, закрыв глаза, продолжал своё необычное ритуальное пение.

Оммм шанти, шанти, шанти Оммм

Оммм, шанти, шанти, Оммм…

Прекратив петь, он положил левую руку на плечо Слэйну. Продолжая смотреть пустыми и тёмными глазами, словно сквозь него, продолжил:

Оммм, шанти, шанти, Оммм…

Они с Женевой подхватили эти строчки, Громм взял варган и стал играть.

Его старческое лицо не выражало совершенно никаких эмоций и было странного цвета, казалось, что серебристые потоки реки проходили через него и освещали старческое тело.