Я инстинктивно отшатнулась, хотя стояла довольно далеко.

– Просто сделай, что я хочу, Мэрид.

Матильда подняла на меня испуганные глаза. Поморгала, словно не могла сосредоточиться.

– Эли, детка, это ты? Во что ты снова вляпалась, глупая девчонка! – Она помотала головой, осматривая застывших стражников и Правителя. Оценила обстановку и заверещала в лучших традициях Матильды-попрошайки: – Я ни в чем не виновата! Я ничегошеньки не знаю! Отпустите старушку! Я лишь бедная несчастная женщина! Это все она, она! Она и тот парень! Я ничего не знаю!

Я поморщилась. Да уж, Матильда неисправима. Ее визг, кажется, пронял даже стражников, и они отступили от актрисы подальше.

– Это все девчонка! Из-за нее вырезали «веселую банду»! Тот страшный человек! Он всегда был рядом! Он велел мне присматривать за девчонкой, а я ни в чем не виновата! Я просто бедная несчастная старушка!

– Матильда, что ты такое говоришь? – похолодела я. – При чем тут веселая банда?

– Они хотели на тебя напасть и всласть покуражиться, помнишь? – с готовностью вскинулась актриса. – Гнали тебя по каналам, словно волки – оленя. А потом исчезли. Как не было! Никто не понял, куда они делись, но я догадалась! Это был он!

– Кто?

– Твоя черная Тень, – округляя глаза, прошептала Матильда. – Он всегда, всегда следил за тобой. Вытащил тебя из воды, когда ты едва не утонула. Убирал тех, кто тебе угрожал. Приносил лекарства и золото. Хотел знать, как ты живешь. Страшный, страшный человек! Отпустите старушку, а?

Я застыла, вспоминая тот день, когда отправилась по поручению Матильды на другой конец Боргвендама. Вспомнила утренний туман и вынырнувших из него мужчин. Их лица закрывали платки с изображениями улыбок. Веселая банда, так их называли. Потом они и правда исчезли, но жалеть об этом никто не стал, слишком жестокими были их нападения. И я в тот день лишь чудом сумела от них ускользнуть.

Чудом?

О какой Тени говорит Матильда?

Бывшая актриса снова заверещала, надеясь разжалобить стражу, и Яков недовольно скривился.

– Хватит этих бредней. Ты здесь не для того, чтобы терзать наши уши. Замолчи.

Матильда с готовностью подчинилась и выпрямилась. На ее лице расцвела заискивающая улыбка. Да так и застыла, когда Яков положил ладонь на щеку женщины. Легкая дрожь сотрясла тело Матильды, а потом оно застыло, обретя блеск драгоценного желтого металла.

– Нет! – заорала я. Рванула, но меня уже крепко держали руки стражников. Я билась, кусалась и царапалась, но силы были слишком неравны. Хорошо хоть меня снова не заковали в кандалы.

Яков на все мои попытки вырваться смотрел с холодным интересом.

– Ты и правда полностью утратила свою силу, – сказал он, когда стражники наконец оставили меня, связанную, в покое. – А все из-за твоей глупости, Мэрид. Твои попытки противостоять мне такие жалкие и бесполезные! Просто напиши мелодию, и я отпущу тебя.

Я посмотрела исподлобья. Не отпустит. Сейчас я знала это совершенно точно. Яков никогда не отпустит меня. Рядом с Правителем застыла в золоте Матильда.

– Нет? – правильно догадался Правитель. – Ну что же…

Махнул рукой, и в зал втащили нового человека. Только в отличие от Матильды, этого так густо облепили стражники, что я никак не могла его рассмотреть. Тот, кого тащили, рвался с яростью дикого зверя, так что стражникам приходилось прикладывать недюжинные усилия, чтобы сдвинуть его хоть на шаг. И все это – молча, что особенно поражало. Но силы были слишком неравны.

И лишь когда пленника все-таки втащили и поставили перед нами, я поняла, что его рот закрывает железный кляп. Что он избит и ранен. И что я убью Якова, чего бы мне это не стоило.

Потому что передо мной стоял Фрейм.

И увидев ярость и боль, которые я не смогла сдержать, Правитель Боргвендама рассмеялся.

– Знаешь, Мэрид, менее внимательный человек решил бы, что надо притащить сюда Димитрия. Первая любовь, вновь вспыхнувшие чувства и все такое. А после того, что вы делали в аномалии, мм… любой на моем месте решил бы, что именно Димитрий способен повлиять на тебя. Но я давно понял, что он для тебя в прошлом. Даже аномалия была твоим прощанием, не так ли?

Яков понимающе улыбнулся. Я снова сжала свои бесполезные кулаки. Я ненавидела мужчину напротив, но не могла отрицать, что он умен и наблюдателен. Возможно, он понял мои чувства раньше, чем я сама.

–Ты и правда изменилась Мэрид. Повзрослела. И теперь есть лишь один человек, ради которого ты все мне расскажешь, не так ли? И это не Димитрий, и даже не твой брат. Это всего лишь прислужник Коллахана, которому ты почему-то отдала свое сердце.

Фрейм поднял голову, и я впилась взглядом в его лицо. Его глаза – светлая вода, скрывающая темные тайны. Его сжатые губы, умеющие так сладко целовать. Его связанные руки с разбитыми в кровь костяшками, ставшие моими крыльями.

Моя Тень.

Тот, кто всегда за спиной.

Тот, кто незримо стоит рядом, защищая и оберегая меня. Молча. Не требуя награды. Не желая признания.

Вот о ком говорила Матильда. Он всегда был рядом. Поэтому Коллахан отпустил меня. Он знал, что Фрейм присматривает. Что не позволит случиться ничему дурному.

Почему?

Мои губы выдохнули вопрос, и Фрейм склонил голову, не отрывая от меня взгляда. Он смотрел лишь на меня, словно вокруг больше никого не было. Словно мы остались вдвоем в целом мире.

– Потому что я люблю тебя, – сказал он.

Я смотрела на него и не могла отвести глаз. Впитывала в себя каждую каплю его облика, словно пыталась собрать внутри его образ. Сохранить там навечно. На часы моей жизни и на вечность после.

Мне хотелось закричать. Броситься к нему, тронуть его разбитые губы. Сказать что-то необходимое, ценное, важное! Я сделала шаг. И спросила только:

– Как давно?

Он мягко улыбнулся. И я вспомнила. Над головой качаются ветви яблони, мамин лимонный пирог остывает на столе. Темноволосый мальчик в синей рубашке робко касается рукава моего шелестящего желтого платья…

Как давно? Во всех жизнях, в любой эпохе. До Эры Исполнения Желаний.

Я делаю еще шаг. Мы стоим на расстоянии вытянутой руки. Так далеко.

Рядом возникает край багровой мантии. Яков смотрит на нас оценивающе, ждет.

– Мелодия, Мэрид.

Фрейм все еще улыбается, глядя мне в глаза. Я улыбаюсь ему в ответ. Словно мы оба знаем одну на двоих тайну. Фрейм знает, что я отвечу. Его зрачки слегка расширены, но в них нет страха. Он поднимает руки, скованные цепями. Я тяну ладонь, желая ощутить тепло его пальцев.

– Мелодия, Мэрид! – Яков теряет терпение и почти рычит.

Между нашими пальцами дрожит воздух. Так хочется прикоснуться. Любить – значит желать касаться…