Захмелевший Хантер благодарил, попытался даже произнести речь, но сбился и, по обыкновению, решил ограничиться «раздачей слонов» — раздарить трофейное оружие, скопившееся в его парашютной сумке.

Почти всем сестрам досталось по серьгам. Тайфуну — новейшая английская ручная граната из сверхпрочного пластика, осколки которой не обнаруживает в теле никакой рентген, а сами они, рассасываясь, постепенно отравляют организм раненого. Майору Иванову — «эсэсовский» штык, Экзюпери — старинный афганский кинжал, Егерю — настоящий бельгийский наган, а Сен-Тропезу — российский револьвер с клеймом Императорского Тульского оружейного завода. Ярошкину под общий хохот Александр вручил необычной формы топорик дервиша на топорище, расщепленном пулей…

На этом запасы иссякли, а сам даритель слегка протрезвел.

— А тебе, Бугай, — проговорил он, с улыбкой обводя взглядом всех, кто сидел за столом, — оружия дарить я не стану, у вас, спецназа, его и без того с избытком. А получишь ты совсем другой подарок — чтобы всегда помнил, как выглядит самый лютый враг! — С этими словами Хантер извлек из парашютной сумки зеленую ленту, покрытую арабскими письменами, шитыми серебряной нитью, и еще хранившую следы крови. — Эту «косынку» я снял с убитого мною под Кабулом гази! — Слегка пошатываясь, он шагнул к спецназовцу, обнял и сунул подарок в его лапищу.

— Пусть твои супермены знают, что и десант тоже воевать умеет! — закончил он под восторженные вопли офицеров.

Бугай был доволен подарком. Хантер, зная амбициозную и воинственную натуру командира спецназа, угодил прямо «в десятку». Дело в том, что психические атаки гази, вопреки бесконечным слухам, циркулировавшим в Афганистане, происходили довольно редко. Обычные моджахеды, как правило, берегли себя и старались избегать серьезных потерь, нападая скрытно, со спины, под покровом ночи. И Хантеров подарок, прежде принадлежавший «настоящему гази», как бы подчеркивал уважительное отношение к спецназовцам и одновременно демонстрировал самодостаточность «южных» десантников, которые всегда негласно конкурировали со спецназом, хотя, по большому счету, делить-то было нечего.

«Раздача слонов» завела публику не на шутку — пьяная компания подхватила старшего лейтенанта на руки с намерением качать и даже пару раз подбросила, едва не впечатав его в низкий фанерный потолок. И только испуганный возглас Афродиты заставил офицеров опомниться.

Не укрылось от Хантера и то, что не все здесь были рады, что он оказался в центре общего внимания. Эстонцу и начштаба Шурыгину едва удавалось скрыть разочарование и раздражение, тогда как трио командиров рот и командир самоходной батареи, которым ничего не досталось из заветной сумки, веселились вместе со всеми…

Наконец Тайфун торжественно поднялся и предложил выпить «на коня», поскольку и молодые люди, и Аврамов, да и он сам должны отбыть в расположение спецназа с визитом вежливости. Комбат поначалу наотрез отказался отпускать «своих молодых», но Чабаненко при поддержке Аврамова все же удалось его убедить, что будет лучше во всех отношениях, если «молодята» переночуют у спецназовцев.

Проводы были шумными — и сам комбат, и романтически настроившийся Экзюпери пытались расцеловать Афродиту, а та ловко уклонялась, прячась за Сашкиной спиной и стараясь не отдаляться от него ни на шаг.

— Ух! — насмешливо выдохнула девушка, прижимаясь к возлюбленному. «Уазик» Аврамова уже стандартно «козлил», удаляясь от жилого модуля. — Еле спаслась… Вы, мужчины, тут, в Афгане, и в самом деле одичали!

Хантер, блаженствуя, сидел с ней рядом, обнимая за талию. С другой стороны устроился Тайфун, прикрывая Афродиту от внезапного обстрела — ночные «Юга» непредсказуемы, хотя и дневной порой они частенько преподносили сюрпризы. Единственное, что сейчас смущало старшего лейтенанта, — его комбез, который он так и не нашел времени сменить, и сам он — пропыленный и пропотевший насквозь на сумасшедшей дневной жаре. Благо, Галя ничего этого словно не замечала, потому что наконец-то получила то, чего так страстно желала ее душа, — своего возлюбленного. Того, кого она своими руками поставила на ноги после ранения, того, к кому стремилась за тридевять земель. Теперь он был рядом — живой, здоровый, хоть и вымотавшийся, как пес, и основательно нетрезвый.

— Послушай, Виктор, — неожиданно обратился Чабаненко к Аврамову. — Давай поступим следующим образом — молодых разместим у тебя, пусть вымоются с дороги и останутся наедине. Думаю, им есть о чем поговорить! — По голосу было слышно, что спецпропагандист улыбается. — А мы с тобой посидим, потолкуем, выпьем слегка…

— Так я разве спорю? — обернулся великан. — А вы, друзья, — загремел он, — не беспокойтесь — все будет по высшему классу!

В отдельном отряде спецназа все было готово к приему гостей — баня натоплена, стол накрыт, гостевая комната в командирском модуле зарезервирована. Однако «молодята», извинившись перед высоким собранием, сразу же направились в баню — самую настоящую, чистую и ухоженную. Здесь, в отряде, во всем чувствовалась рука умелого и рачительного хозяина.

Горячей воды — более чем достаточно, и Хантер с Афродитой, помогая друг другу, вымылись, а затем девушка, словно возвращая к прежним любовным ритуалам, потащила возлюбленного в бассейн. Там они наконец-то, забыв обо всем на свете, смогли заняться любовью, и только утолив первый голод, перебрались в парилку, потом в душ, а оттуда — в комнату отдыха, где наконец-то смогли перевести дух.

Счастливые и возбужденные, оба выбрались во двор. Из открытых окон командирского модуля доносился шум застолья. Хантер, однако, даже не взглянул в ту сторону. На лежаке за углом подремывал солдат-банщик, и старлей, растолкав его, попросил незаметно проводить в гостевую комнату.

Оставшись наедине, «молодята» снова набросились друг на друга, как одержимые, и только двумя часами позже, дойдя до полного изнеможения, разомкнули объятия. Хантер лежал на спине, чувствуя, что тело стало невесомым и пустым, в голове нет ни единой мысли, а от щемящей нежности к женщине, которая смогла сделать его таким счастливым, сжимается сердце. Он протянул руку, и его ладонь легла на ее грудь с тугим и шершавым, как изюминка, соском.

Внезапно Галя повернулась к нему, обхватила обеими руками и заглянула в глаза.

— Скажи, любимый, — эта повязка какого-то там газовика, которую ты подарил Виктору, — что она означает?

— Да чепуха, — лениво соврал любимый. — Валялась на обочине, неподалеку от взорванного газопровода, когда подъезжали к Кабулу… А почему она тебя заинтересовала?

В эту минуту у него не было ни малейшего желания возвращаться к кровавой реальности войны.

— Но ведь ты, кажется, сказал, что ее носил моджахед, которого ты убил? — В голосе девушки прозвучала тревога. — Или уже не помнишь, что говорил? Приврал, Рахат-Лукумыч? — Галя засмеялась и принялась целовать его глаза и скулы.

— Ей-богу, не помню… — и в этот раз Рахат-Лукумыч ушел от прямого ответа. — Может, и приврал! Нет, сначала врал, а потом и сам забыл, о чем! — засмеялся он.