Николай посмотрел на Триумвират, потом перевёл взгляд на Айви.

– Я очень рад, что мы победили, а вы отстояли источник. Но, знаете, этот ваш чёрный властелин в чём-то был прав. Вам надо что-то менять в консерватории.

– У вас есть несколько минут, – заявил Сарафил.

Раджим промолчал, но лицо его светилось торжеством. Ничего более не поясняя, троица двинулась к порталу.

– Что он имеет в виду? – спросил Николай.

– Только то, что нам нужно прощаться, – сказала Айви, опустив глаза.

– Прощаться? То есть Прощаться с большой буквы? – Он запнулся, не зная, что ещё сказать, и вместе с тем желая сказать столько всего сразу. – А я, знаете, так хотел увидеться с вами в другой обстановке. Без всей этой беготни, стрельбы. Просто погулять в парке или сходить, наконец, в кино. Поверьте, встречаются и неплохие фильмы. Или повторить то, что было тогда в Нормандии, или даже переиграть. Я не претендую на место среди ваших волшебников, но разве один человек не может просто встречаться с другим?

– Нет, мы больше не увидимся. – Она отвела взгляд куда-то в сторону. – Вы спасли меня, Грачевский, и спасли мой источник, а он помнит добро и никогда не оставит вас одного. Вас ждёт долгая жизнь, Николай, и удача, какой позавидовали бы и боги.

– Источник помнит добро, а вы?

Она промолчала. Затем, наконец, посмотрела ему прямо в глаза. В глазах её стояли слёзы. На какой-то миг он почувствовал боль. Это была её боль, не его.

«Если бы ты смог», – безмолвно говорила она.

«Если бы я смог – что?» – мысленно спросил он.

«Кто хочет, находит способ и находит путь», – туманно намекнула она.

Николай решил, что ему почудился этот короткий диалог или он просто придумал его, чтобы приглушить тоску. Он не чародей. Его мозг неспособен принимать телепатические сигналы. Но тут случилось чудо. Последнее чудо. Айви слегка обняла его, притянула к себе и поцеловала. Она целовалась неумело, как школьница. Просто впечаталась в его губы своими сомкнутыми и неподвижными губами. Николай почти машинально обнял её в ответ, втянул мощно ноздрями запах её волос, а его язык чуть коснулся её верхней губы. Айви вздрогнула, но не отстранилась, а попыталась повторить его движение.

Чудо продолжалось недолго. За спиной раздался предупреждающий кашель, и девушка оторвалась неохотно, но решительно.

– Время уходит. А вам следует позаботиться об ученице, – сказал Сарафил, который приблизился к ним на несколько шагов. – Уже поздно. Не хотелось бы сейчас лишних проблем.

Николая он удостоил лишь коротким кивком. Не злым, но и не добрым. Прочие члены Триумвирата скучали возле портала.

Всё же она была сильной девушкой. Смогла развернуться и уйти, не оглядываясь. Как послевкусие терпкого вина, Николай ещё долго чувствовал запах её волос и вкус её губ. Вместе с Айви в портал ушла и Кристина с велосипедом, хотя, наверное, ей проще было добраться до дома своим ходом. Девочка многое понимала или во всяком случае чувствовала, но благоразумно не лезла в дела взрослых.

– Мне сотрут память? – спросил Николай Сарафила. – Или что-то в этом роде?

– Нет. Что мы, по-вашему, варвары? – удивился старик. – У вас мало шансов встретить кого-то из нас на улице. А что до остального, вам всё равно никто не поверит.

– Да я как-то и не собираюсь рассказывать. Мне, собственно, и некому. Но послушай, неужели вы можете вот так взять и выбросить человека за дверь, точно беспородного пса?

Старик пожал плечами. Он мог. А Николай, с его точки зрения, был именно беспородным.

Николай подумал, что до сих пор так и не узнал, где живёт Айви. Она ни разу не приглашала его погостить. За исключением того бункера, где они встретились впервые, который наверняка являлся каким-то служебным помещением, а не жилищем. С другими его знакомыми в волшебном мире картина была похожей. Он вряд ли бы нашёл город Лизы или графа, или даже то ранчо в Южной Африке, где проходил фестиваль. А если бы и нашёл, то что толку? Эти люди умели хранить свои тайны и ограждать своё общество от таких, как он.

Старики один за другим шагнули в портал. Ненастоящее Солнце погасло. Портал частью схлопнулся внутрь, частью развеялся. Холод рванулся на место уходящего в небеса тепла, закружил белыми вихрями и возобновил царствование. Снежинки, до сих пор парящие в отдалении, начали опускаться на плиты, газон и зеркало фонтана. Локальная весна закончилась. Во дворе музея, кроме Николая, осталась лишь Лиза. Она так и стояла поодаль. А когда все ушли, подошла к нему.

– Мне поручили отвезти тебя домой, – сказала она. – Пойдём, машина на улице.

– Домой, – повторил он.

Он и так был дома, в смысле, в родном городе. А в его номинальном доме жили чужие люди. Он ничего не сказал, просто сел в машину. А потом, немного подумав, назвал адрес гостиницы.

– Ты прав, – сказала Лиза, когда до гостиницы оставалось минут пять езды. – Нам надо что-то менять. В другие времена человек, который пожертвовал собой, но чудом остался жив, сорвал бы банк. Ну, фигурально, конечно. В любом случае ему нашлось бы место среди нас и нашлось бы дело по душе и по силам. А теперь какие-то чиновники, пусть они хоть трижды мудрецы, решают, кто достоин разделить наше общество, а кто не совсем, точно у нас какое-нибудь дерьмовое государство.

Она притормозила возле гостиницы. Он вышел. Посмотрел на неё.

– Зайдёшь?

Она думала слишком долго для простого отказа. Тем не менее отказ последовал.

– Нет, – ответила Лиза. – Я всё равно не смогу заменить её. Да и не желаю. Прощай!

«Смарт» рванул и вскоре скрылся из вида. Последняя ниточка, связывающая его с миром волшебства, ускользнула из пальцев прямо в Рождество.

Словно в насмешку из-за угла вывалила толпа фальшивых и пьяных Дедов Морозов.

* * *

Праздничную ночь он провёл в номере люкс, где лежал по диагонали на неразобранной двуспальной кровати. Лежал прямо в верхней одежде, с закрытыми глазами, а когда надоедало вымучивать сон, просто пялился в потолок. Спать не хотелось, думать не хотелось тем более. И тому и другому в любом случае помешали бы. До утра гуляли толпы, орали песни. Петарды гремели, как выстрелы в революционном Петрограде. Рождество католическое праздновалось в городе даже с большим размахом, чем православное. Почти полностью очищенное от религиозной основы, но заражённое консумеризмом и карнавалом, оно превратилось в настоящую ярмарку в отличие от скучного похмельного аутентичного Рождества. Разумеется, большинство населения даже не вдавалось в конфессиональные тонкости и воспринимало праздник, лишь как повод выпить за более богатым и красивым столом, чем обычно. К большинству до сих пор относился и Николай. Вообще-то он не любил и Рождество, и Новый год. В концептуальном смысле. Праздновал с размахом, но не любил. Считал их очень странными вехами времени. В канун и во время празднования люди возлагают огромные надежды на будущее, но всё веселье приходится на проводы прошлого, а с первыми днями нового года наступает постпраздничная депрессия. Наваливается усталость. Приходит понимание того, что часть жизни отсекли мясницким ножом.