Три раза Клара проходила этот тест, и три раза результат был «А»: мягкой как масло.

– А у тебя хорошо получается, – осмелилась заметить Клара. Напряжение нескольких последних секунд полностью испарилось, и она почувствовала, что вновь может дышать свободно.

– Уверен, что и у тебя тоже.

– Вот уж нет! – Она рассмеялась. – Хауард – очень милый малыш, но мне он наверняка куда больше понравится, когда ему будет лет десять. Мне не слишком интересно ухаживать за младенцами. – Айвор заботливо подтыкал мальчику одеяльце и, похоже, вообще не слышал, о чем она говорит; однако она ошиблась, потому что он, не оборачиваясь, спросил:

– Почему же, Клара?

– Ну, наверное, потому, что я к более взрослым детям привыкла. Я их понимаю… – Она рассмеялась – даже с некоторым самодовольством – и сказала: – Я отлично помню, как была ребенком, но совсем ничего не могу вспомнить о том, как была младенцем. Наверное, поэтому я и держусь с ними как-то неестественно – в отличие от некоторых других людей, – и она снова вспомнила Ивлин. Такая милая, такая способная девочка! – Но я по этому поводу особенно не расстраиваюсь, потому что мне, слава богу, и не нужно ухаживать за малышами.

– Хм… – Айвор помолчал. Они уже пересекли поле и вышли на знакомую тропу. Здесь запахов леса уже совсем не чувствовалось. – А что ты считаешь самым трудным в уходе за младенцами – ну, то есть за маленькими детьми? – спросил он.

– Все! – сказала она и снова рассмеялась. Но Айвор, похоже, спрашивал серьезно, так что ей пришлось подыскать нужные слова. – С каждым ребенком нужно установить соответствующий компромисс, – попыталась сформулировать она. – И вот это как раз бывает очень сложно сделать.

– Значит, ты именно так поступаешь? С каждым устанавливаешь некий компромисс?

– Да, я стараюсь, – с кислым видом ответила Клара, – я очень стараюсь, но детей всегда ставлю на первое место, учитывая, что для них было бы лучше всего. В прошлом году это давалось мне отнюдь не легко – как ты и сам знаешь, – но теперь, надеюсь, у меня стало получаться гораздо лучше. Иногда я очень даже неплохо справляюсь, а иногда – просто ужасно!

Она немного помолчала, переключив свое внимание на ребенка. Потом снова заговорила:

– А насчет младенцев я полностью солидарна с Ритой, потому что, как она выражается, «они ничего не делают». – Клара засмеялась и наклонилась над Хауардом. – Хотя против тебя, малыш Хоуи, я ничего не имею, правда-правда! – Она подняла глаза на Айвора и заметила, какое напряженное у него выражение лица. – Анита страшно злится, когда я ее сыночка так называю.

У нее было такое ощущение, словно весь обратный путь до Грейнджа они ходили кругами. И Айвор как-то странно притих. Потом он вдруг спросил:

– Тебе бы хотелось, чтобы я пришел на этот аукцион? Он состоится на будущей неделе, и, как мне представляется, там будет… немало весьма эмоциональных моментов.

Клара глубоко вздохнула. Мысль о том, что он придет, и будет там вместе с ней, и они вдвоем будут противостоять целому свету, была чудесной. Это была мысль о том, что ей больше ничего не придется делать в одиночку.

Однако она так и не сумела выдернуть из сердца последнюю занозу.

– Нет. – И она решительно помотала головой. – Спасибо, но я теперь вполне крепко стою на собственных ногах – пришлось научиться.

Она вовсе не хотела, чтобы это прозвучало резко, и, к счастью, Айвор все понял правильно.

– Я и не сомневался, что ты научишься, – сказал он. – Просто… Ладно, дай мне знать, если передумаешь. Ты же знаешь, как я к этому отношусь, Клара.

– Знаю?

Айвор хотел еще что-то прибавить, но тут откуда-то прямо перед ними вынырнула черная машина, изрыгавшая клубы отвратительно вонючего дыма, немного проехала и остановилась. Они оба так и уставились на нее; Хауард зевнул.

Оказалось, что это Виктор. Он погудел им и приветливо помахал рукой, явно пребывая в отличном настроении. Но уж больно некстати он появился, да еще окутанный такой вонью.

– Это совсем не то, что ты думаешь… – начала Клара, почти физически чувствуя, как Айвор напрягся и весь ощетинился. – Между мной и Виктором ничего такого не происходит…

Айвор покачал головой, обронил: «Вот и прекрасно», но у нее было такое ощущение, словно та тонкая паутина, что связывала их друг с другом и только что весьма деликатным образом была восстановлена благодаря прогулке и поляне с цветущими колокольчиками, теперь снова разодрана в клочья.

А Виктор, выскочив из автомобиля, с таким энтузиазмом пожал Айвору руку, словно они были лучшими друзьями. Он постригся и теперь уже не был так похож на Бетховена – скорее, превратился в обыкновенного мужчину средних лет.

– Рад снова вас видеть, мистер Дилани.

– К сожалению, мне пора идти, у меня срочные дела, – тут же сказал Айвор. – Вы уж меня, пожалуйста, извините.

И то ли Кларе привиделось, то ли у Айвора и впрямь в его темных глазах стояли слезы? Но всего через пару минут она заметила, как он широкими шагами и весьма целеустремленно направляется к железнодорожной станции, глядя строго перед собой.

А Виктор, оказывается, привез ей письмо от Алекса. Они тогда сразу решили, что приезжать ему сюда еще некоторое время не стоит, поскольку его отец все еще может оказаться поблизости. Увидев знакомый почерк Алекса, Клара пришла в такое волнение, что чуть не проглотила это письмо.

Дорогая мисс Ньютон!

Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо и наслаждаетесь теплой погодой.

Что касается вашей последней просьбы, то сейчас я попытаюсь описать, как проходит моя жизнь в семье Брейтуэйтов.

В семье нас четверо. Тетю Бернарда зовут Элайза; я зову ее тетя Элайза. Она помогает мне с латынью и считает, что у меня есть задатки ученого. А всяких словарей у них в доме больше, чем в библиотеке Лавенхэма.

Мы также играем в шахматы. Бернард играет лучше меня. Но я еще отыграюсь. В этом виде спорта я вполне способен кого-то даже превзойти. Помните, как я покорно принимал всякие оскорбления, когда мы на заднем дворе играли в крикет или раундерз? Зато теперь я могу порой и королем пожертвовать. (Это такая шахматная шутка!)

Я, может, временно и снял с себя корону главного редактора, но надеюсь, что «Шиллинг-Грейндж ньюз» продолжает жить. Я спрашивал Бернарда насчет того, чтобы нам учредить газету «Танкервиль-драйв». Но он, к сожалению, интереса не проявил.

Как вы знаете, Виктор Брейтуэйт – человек конгениальный. И очень тоскует по матери Бернарда. Тут повсюду ее портреты, и примерно раз в месяц он заводит долгий разговор о «своей Айрис» (так ее звали), но мы с Бернардом считаем, что Виктору пора двигаться дальше, и если у вас, мисс Ньютон, есть какие-то действительно подходящие знакомые, направьте их, пожалуйста, в