Жуга, – я так и не дождусь от тебя разумного ответа. – Он помолчал. – Кому вы служите?

«Не служим никому».

– Но вы приходите на зов. Или песня всё-таки права? «Волков встретишь к помощи», так?

Вожак оскалился в усмешке:

«Я не знаю ваших песен, мне достаточно своих. Но если даже так, то это не для всех. Ты хитрый – выждал время и позвал, когда на пару дней опомнилась зима».

Жуга пожал плечами.

– Есть бабье лето. Почему нельзя быть «дедовой зиме»? Или так не бывает?

«Бывает. Каждый год. Но ты первый, кто додумался воспользоваться этим».

– Расскажи мне про мальчишку, – попросил Жуга, покосившись на Зимородка. – Зачем они преследуют его?

«Его отец был зимним волком, мать из рода псов. Он – зимородок. Он дважды чужой. Псы дождя его убьют».

– Он перевертень?

«Глупый вопрос».

– Мне так не кажется, но раз ты так считаешь, то прости. – Жуга помрачнел. – А что твоя стая?

«Он там чужой. К тому же всё равно ему не дожить до следующей зимы».

– Но нельзя же так! Ведь каждую луну он… он…

«Такова жизнь. Почему тебя это волнует?»

– Неужели ничего нельзя сделать?

Волк долго молчал.

«Ты тратишь жизни словно сны, – сказал он наконец. – Что ж, это твоё дело. Ты уже не раз делал невозможное возможным, так играй дальше, если тебе этого хочется».

– Что это значит?

«Там есть ещё четвёртая подвеска».

Жуга помедлил в недоумении.

– Рыбка?

«Рыбка ли? – Глаза вожака блеснули. – Подумай сам. Я ухожу. Удачи, Одиночка».

– Ты не боишься псов? Там стая. Я могу тебе помочь?

«Они смешны. Они опасны, – был ответ. – Побереги силы, они тебе ещё понадобятся, а о себе я позабочусь сам. Прощай».

И белый волк исчез за снежной пеленой.

* * *

Палец тронул свежий снег, нарисовал дугу. Не отрываясь, ей навстречу прочертил вторую. Концы их сомкнулись. Рисовальщик чуток помедлил и двумя быстрыми штрихами изобразил короткий, вилкой, хвост вразлёт.

– Так, что ли?

– Так, – кивнул Жуга. – Вот только плавники там ещё.

– Наружу?

– Внутрь. Два. Один выше другого.

Два плавника добавились к рисунку. Дьёрдь подышал на пальцы, согревая, и задумался, подперев ладонью перевязанную голову.

– Нет, не видел, – проговорил он наконец. – Ни разу нигде не встречалось. А тебе?

– Случалось иногда видеть в пригорье на старых камнях.

– Ну и?..

– Чего «и»? Видел, и всё. Н-да… – Жуга взъерошил волосы рукой. – И спросить не у кого. Этак наобум заваришь кашу, хрен потом расхлебаешь. – Он помолчал и закончил: – А с другой стороны, и мешкать нельзя. Скорее надо начинать, пока собак нет.

– А, ошалели от снега. – Дьёрдь понимающе кивнул. – То-то, я чую, похолодало. – Он поёжился. – Это уж всегда, как водится по весне… Ну так что?

– Что, что. – Жуга вздохнул. – Решаться надо.

– Так решайся тогда, не тяни… А эта штука и в самом деле может ему помочь?

– Наверное, может. Вот только не знаю чем. Хотя есть у меня одна мысль… Что будет, если он навсегда останется кем-то одним?

– Чушь! – отмахнулся Дьёрдь. – Чепуха. Как это возможно? Даже если и возможно, ни волки, ни собаки всё равно его не примут, ты сам говорил.

Жуга долго молчал, прежде чем ответить.

– Но у него же есть и третья ипостась, – сказал он наконец. Подбросил дров в костёр. – Будь рядом, если что, только не тормоши меня попусту. Я, может статься, долго молчать буду и не двигаться.

– Вот как? Хм… Дышать-то хоть будешь?

– Буду, – буркнул тот, допил отвар, плотнее запахнул тулуп и улёгся на одеяло рядом с Зимородком. Протянул к Дьёрдю руку с браслетом. Тот дёрнулся непонимающе, почуяв колкий холодок, потом на ощупь перебрал подвески.

– Не эту, следующую, – поправил его Жуга. – Нащупал?

– Ну.

– Срывай.

И Дьёрдь рванул.

* * *

…Провал полёта, замершее сердце. Сквозь кровь и темноту туда, где блещет белый свет. Ни ветра, ни дыхания, ни звука. И тело будто уже вовсе и не тело, а просто нечто тёплое, без цвета, без формы…

А это что, там, впереди?!

Они столкнулись – двое посреди ничего, столкнулись больно и внезапно, лбами, спинами, ногами – всем сразу, столкнулись и слились в одно.

«Это ты, Зимородок?»

И тут же, из ниоткуда, пришло настоящее имя: Снежок.

Снежок, ну конечно, Снежок! Как иначе назвать белого зимнего пса?

Смутная мысль не давала травнику покоя, зудела, билась, словно муха о стекло. Голова плыла куда-то, тихо, незаметно, сама по себе – так бывает, если браги перепил…

Что он сорвал?

Как сунуть на место изъятую душу? Как выправить то, что перепутали Творец и, может быть, Любовь?

Что он сорвал?

Попробуй, пойми, где гвоздь, где подкова… Легко сказать, а вот как сделать так, чтобы Зимородок больше не был пленником луны? Чтобы остался человеком навсегда и ничем не отличался от других?

ЧТО ОН СОРВАЛ?

Жуга напрягся, силясь вспомнить. Рыбка…

Рыбка?

Нет.

Совсем не рыбку означал древний знак, и рука, которая века назад впервые вывела его царапиной на камне, изображала чрево, плодородие и мать. Как можно было не понять, что всё на свете ходит парой? И если на браслете есть/была фигурка человека, мужчины, то разве может она быть одна, без женщины, без пары?

Нет. Конечно нет.

Уроки прошлого могли вернуть мальчишке жизнь.

И тут Жуга растерялся. Он знал бы, что делать, будь он женщиной, а так… Так травник вряд ли мог подарить Зимородку второе рождение. Хотя, если поразмыслить, тело никуда не делось, а душа – вот она, рядом, мягкая, будто тесто непечёное. Всего и делов…

Кружение, кружение… как тает меж горячих пальцев тёплая податливая плоть… Ты помнишь викинга? Я помню, – согласился он, – но всё равно я не могу. Там был цвет. Какой цвет там был, зелёный или красный? Я видел серый, ты же знаешь, я не вижу цвета, я с каждым разом различаю их всё хуже… и мне помогали там, а здесь… пушинка на ладони, дунешь, пальцем тронешь – улетит на мах… Нельзя тянуть, нельзя! Начнём сначала: вот есть душа, а там, снаружи дышит тело. Ну, так пусти её обратно, как кораблик по ручью, и всё…

А доплывёт?

Господитыбожемой, ну как тут разобраться?!

Все глубже, глубже… Кажется, вот здесь… идёт от глаз… Свет полной луны, он не такой, другой, бледнее, что ли. А дальше – мелочь вроде, а смотри-ка – действует хреновина, будто заранее записано, кем должен быть. По двум дорожкам сразу не пойдёшь, и что-то западает, как качели: потяжелел один конец – ты волк, потяжелел другой,