– К столу, господа! К столу, товарищи! – закричал дядяГалактион.

Вдохновленные этим призывом Отари и Нугзар запели что-тогрузинское и закружились в лезгинке вокруг Нины.

Провал «Семейной революции» подействовал на Нину, видимо, неменее сильно, чем на ее тезку Заречную – провал сочинения Треплева внутрисочинения Чехова. Нина, впрочем, не была еще так сильно огорчена превратностямижизни, как ее тезка, и поэтому, быстро забыв о пролетарской эстетике, нырнула ксвоим древним истокам, то есть встала на цыпочки и пошла мимо кузеновгрузинской павой.

– Это, кажется, твое лучшее произведение, – сказал оней ее отцу физик Пулково.

В суматохе рассаживания вокруг огромного стола два старыхдруга отошли к окну, за которым сквозь сосны просвечивало светлеющее надблизкой Москвой небо.

– Ну, как тебе это все после Англии? – спросил БорисНикитич.

Леонид Валентинович пожал плечами:

– Я уже неделю дома, Бо, и мне уже Оксфорд кажетсястранностью. Как они там могут без всех этих наших... хм... ну, словом, безэтого возбуждения?..

– Скажи, Леня, а тебе не хотелось остаться? Ведь тыхолостяк; якорей, так сказать, у тебя здесь нет, а научные возможности тамнесравненно выше...

Пулково усмехнулся и хлопнул Градова по плечу:

– Вот что значит хирург, сразу находит болевую точку!Знаешь, Бо, Резерфорд предлагал мне место в своей лаборатории, но... знаешь,Бо, видимо, все-таки у меня тут есть какие-то якоря...

Увлеченные разговором, они не сразу заметили, что в гостинойпроизошло нечто непредвиденное, возник какой-то диссонанс в праздничноймногоголосице. Два командира в полной форме вошли в дом и теперь оглядывались,не снимая шинелей; это были Никита и Вадим.

– Ба! – воскликнул наконец Пулково. – КаковНикита! Комбриг?! Немыслимо! Теперь все твои чада в сборе, Бо! Доволен тысвоими ребятами?

– Как тебе сказать. – Борис Никитич уже понял, чтослучилось нечто важное, и теперь следил за сыном. – Ребята у нас хорошие,но... хм, как-то они, понимаешь ли, слишком увлеклись... хм... ну, другимделом... никто не продолжил семейную традицию...

Никита наконец увидел отца и пошел к нему через гостиную,деликатно освобождаясь от повисшей на левом плече сестры, мягко отодвигаятрусящую с вопросами по правую руку Веронику, вежливо, но неуклонно прокладываяпуть среди гостей. По пятам за ним двигался серьезный и суровый – ни одноговзгляда на Веронику – Вадим Вуйнович. Тревогой веяло от этих двух фигур в формепобедоносной РККА, хотя они и демонстрировали вполне безупречные манеры. Томувиной, возможно, был внесенный ими в беспечность праздника запах слишкомбольшого пространства, смесь промозглой осени, бензина, каких-то обширныхпомещений, манежей ли, казарм, осенних ли госпиталей.

– Рад вас видеть, Леонид Валентинович, с приездом, сприездом, однако у меня неотложное дело к отцу.

С этими словами Никита взял под руку Бориса Никитича иуверенно, будто старший, провел его в кабинет. Вуйнович, продолжая следовать,лишь на мгновение остановился, чтобы расстегнуть крючки на воротнике шинели.Это мгновение осталось в его памяти на всю жизнь – быть может, самый жаркий мигмолодости, шепот Вероники: «Что с вами, Вадим?..»

– Происходят очень важные события, отец. У наркомаобострение язвы. Ему стало плохо на совещании в Кремле. Политбюро настаивает наоперации. Мнения врачей разделились. Тебя просят принять участие в консилиуме.Сталин лично назвал твое имя. Возможно, твое мнение будет решающим. Прости, чтотак получилось, но мама, конечно, поймет. Комполка Вуйнович отвезет тебя в твоюбольницу и привезет обратно.

Никита говорил отрывисто, будто вытягивал бумажную ленту изтелеграфного аппарата. Уже собираясь, профессор вдруг подумал о том, как всеэти события ограбили его сына и его самого: исчезла, так и не появившись,ранняя молодость его первенца, все те очаровательные дурачества, чтопредвкушаются в семье, а потом с серьезностью, как важные мировые происшествия,обсуждаются. Из отрочества он сразу шагнул в эти проклятые события, и больше сним нельзя уже было говорить иначе, как всерьез.

– Но ты, надеюсь, останешься с матерью?

– Да-да.

Никто из гостей – а уж тем более виновница торжества – неудивился неожиданному отъезду хозяина в сопровождении «красавца офицера».Выдающегося хирурга нередко вызывали в самые неподходящие моменты. Толькошепотки поползли – кто там гикнулся наверху, но вскоре и они были вытесненымощным ароматом жаренного со специями барашка.

* * *

– На рентгеновских снимках, господа, то есть, простите,тов... словом, уважаемые коллеги, мы, конечно, видим отчетливый «эффект ниши» встенке дуоденум, однако есть основание предполагать, что мы здесь имеем дело синтенсивным процессом рубцевания, если не вообще с зажившей язвой. Что докровотечений последнего времени, то они, мне кажется, были следствиемповерхностных изъязвлений стенки желудка, результатом застарелого воспалительногопроцесса. Именно такое впечатление у меня сложилось при пальпации, а я своимпальцам, гос... простите, коллеги, верю больше, чем лучам Рентгена, –старый профессор Ланг закашлялся, не закончив фразу, а потом сердито все-такиее закончил, сказав: – ...господа и товарищи!

Большой кабинет в административном здании Солдатёнковскойбольницы был полон. Председательствовал, во всяком случае сидел в центре возлерентгеновских снимков, главный врач Военного госпиталя Рагозин. Считалось, чтоон лучше всех знал высокопоставленного больного, так как курировал его втечение последних нескольких месяцев и сопровождал во время недавней поездки вКрым. В этом собрании, впрочем, играть главную скрипку даже и Рагозину былозатруднительно: не менее дюжины светил первой величины – Греков, Мартынов,Плетнев, Бурденко, Обросов, Ланг, только что подъехал Градов, ожидалсязнаменитый казанский профессор Вишневский...

Присутствовали на консилиуме и несколько лиц хоть иоблаченных в белые халаты, но явно не имевших к медицине прямого отношения.Лица исключительной серьезности и внимания, они сидели в углу, внимали каждомуслову, но сами молчали, одним только лишь своим присутствием давая понять, чтообсуждается дело исключительной государственной важности. «Ланг прав, –подумал Градов, принимая из рук Рагозина папку с записями врачей и результатованализов, – здесь есть как господа, так и явные товарищи».

– Так каков же ваш вывод, Георгий Федорович? – спросилРагозин. – Следует ли прибегнуть к радикальной операции?

Ланг почему-то заливался потом, покрывался пятнами, то идело вынимал большой, набухший уже по краям носовой платок.

– В своей клинике, батеньки мои, я бы такие штучки лечилдиетой и минеральной водичкой. Обычно больные...