Бэтлы давно и след простыл, а Ирка долго с недоумениемсмотрела в пустоту, пытаясь понять, что она имела в виду. И что означали словаФулоны: «Что бы на тебе ни лежало, ты одиночка, у которой есть светлаясторона»?

Антигон громко чихнул рядом, выводя ее из задумчивости. Ирканаконец осознала, что они с кикимором совершенно одни. Лук, из которого былавыпущена роковая стрела, все еще валялся на асфальте. Ирка подняла его,подержала в руках и бросила. Ей стало ясно, почему напарник убийцы непозаботился о луке. Лук не хранил никакой памяти о своем владельце. Вообщеничего. Это была абсолютная пустышка с затертым прошлым и смутным настоящим.Можно было, конечно, рыскать в Интернете или наобум бегать по магазинам,спрашивая у продавцов приметы покупателей в надежде на результат, но интуицияподсказывала, что это тупик и потеря времени.

Ирка отыскала глазами, где убийца ждал Филомену. Вот оно –припаркованный автомобиль, с настойчивостью уличного ловеласа подмигивающийвспыхивающим глазом сигнализации. За машиной Ирка обнаружила перевернутый ящик.Едва она увидела его, как на нее так мощно нахлынула память этого места, чтоона едва устояла на ногах.

Ей чудилось: она переживает все заново, будто сама стоиттут, у клена. На ящике сидит мужчина, прикрыв газетой лежащий на коленях лук.Сидит, разминает запястье правой руки и бормочет невнятные, внешне лишенныесмысла звукосочетания, напоминающие имена демонов:

«Ишшшма! Гараша! Бараварашша! Бубши! Мерроиг!».

Мужчина и сам не ведает, что означают эти слова. Он никогдане заучивал их и не слышал раньше. Они рождаются стихийно из заполнившей егосознание сосущей пустоты. Он не понимает, что задача призванных демоновпожирать его беспокойство и страх, мешая ему опомниться и раздумать.

Человек знает, что это последний час его земной жизни.Понимает он и то, что ему лично не придется стрелять из лука, тетиву которогоон даже не умеет натягивать. Его задача иная. Как только из подъезда покажетсявалькирия, он произнесет формулу отречения и впустит в тело того, кому оно итак уже принадлежит.

А там пусть все будет так, как будет. Хозяин позаботится онем, жалком смертном. Убийца изо всех сил старается не усомниться в этом, новсе равно липкий страх до тошноты сдавливает ему горло. Он даже неоглядывается, чтобы увидеть того, другого, который должен занять его место,если что-то сорвется.

У дублера тоже есть лук. Вот только стрелы нет. Стрелу имдали одну на двоих. Наконечники стрел, убивающих валькирий, большая редкость.За другим наконечником придется спускаться в Тартар. Так сказал хозяин.Странно, что хозяин лишний раз не хочет спуститься в Тартар, если ондействительно так всесилен, как утверждает. Но об этом лучше не думать. Хозяинне прощает, когда сомневаются в его могуществе. Он вообще ничего не прощает. Наказаниеза любое прегрешение у него одно. Как в этом мире, так и в том, другом.

И потом, разве хозяин не признался однажды, что он пока ещене хозяин Тартара? Пока. Но времена меняются, и изгнанник может статьгосподином. Тогда первый, кто пошел за ним, тоже станет господином.

«Ушбилла! Ратунша! Фероиг!» – произнесли синие от страхагубы, и новые голодные демоны из простейших присосались к его бескрайнемуужасу.

Когда дверь подъезда открылась, мужчина приподнялся и сквозьстекла служившей ему укрытием машины убедился, что вышла именно та, которую онждал. В отличном настроении Филомена спешила к Хааре. Ее оруженосец тащилогромный букет роз. Сама Филомена то и дело оглядывалась, поторапливая его.

Смертник засуетился, уронил лук, но, спохватившись, вновьзабормотал бессмысленные слова: «Меровагга! Жилизда! Ишшамара!»

Страхи отхлынули, без остатка выпитые демонами, и это далоему отваги повернуть правую руку запястьем к лицу, коснуться запястья губами ипроизнести еще одно слово. Самое страшное. Почему-то Ирка не запомнила его,поняла только, что это было имя.

Призыв был услышан. Лицо мужчины мучительно дрогнуло. Глазаостекленели, выжженные изнутри. Сознание погасло.

Вселившийся огляделся зорко и цепко, как хищник. Всегосекунда потребовалась, чтобы определить, где он находится, и прикинутьрасстояние до цели. Ухмыляясь чужим, непривычным ртом, он наложил стрелу, допредела натянул тетиву и осторожно, почти бережно разжал пальцы, выпустив ее наволю. Получив смертельную рану, Филомена застыла, затем рванулась, каквзлетающая птица и – не знающее промаха копье в последний раз рассекло мрак.

Встреча с копьем валькирии не входила в планы убийцы. Ондальновидно покинул тело до того, как, пронзенное, оно сползло на траву, ивселился в подготовленное сознание дублера. Выбрав момент, он оглушилоруженосца и забрал копье. Древко испепеляющего копья, сопротивляясь, до мясапрожгло ему ладонь, однако вселившийся лишь ухмыльнулся. Что за глупость?Неужели кто-то думает, что временные тела могут испытывать боль? Наивно,валькирии, наивно!

Собираясь уходить, он оглянулся. Тело, выпустившее роковуюстрелу, корчилось на траве, синими губами кусая землю. Ратунша, Ушбилла,Меровагга и прочие не помогли тому, кто недавно призывал их в смертной тоске.Да и зачем? Он уже выполнил свою работу и никому не был нужен, как не нужнаодноразовая, измазанная кетчупом пластиковая тарелка, когда обед закончен.

* * *

Глядя себе под ноги, Ирка медленно брела домой. Онаиспытывала такую рассеянную и беспомощную опустошенность, что бояласьтелепортировать, чтобы не размазаться где-нибудь по пути.

Района Москвы, в котором жила Филомена, она совсем не знала,и куда идти, представляла себе плохо. Самым правильным в этом случае было выйтина нормальную большую улицу, которая рано или поздно закончится станцией метро.

Дома, точно сговорившись мешаться, вырастали у нее на пути,окруженные прихвостнями гаражей и заборов. Антигон бежал впереди и ежесекундноозабоченно оглядывался, точно опасался, что Ирка отстанет.

Внезапно валькирия-одиночка остановилась и отпрянула. Онаощутила, как нечто коснулось ее глаз. Она увидела плоскую равнину, которая пелаи всхлипывала. После короткого вопросительного недоумения Ирка поняла, что этоокеан, но океан ночной, неразличимо слившийся с берегом.

Она, валькирия, присутствовала и там, на берегу, иодновременно в Москве, но это странное раздвоение не пугало ее и казалосьестественным.

Еще Ирка увидела темный, четкий силуэт ладьи. Внутри ладьибыли сложены сухие смолистые дрова, но Ирка поняла это, лишь когда ладьявнезапно вспыхнула. Оранжевый, буйный всплеск пламени, взметнувшийся до туч,дружественно, как знакомый пес, лизнул лицо сухим жаром. Ладья сгорала безкопоти, легко – она таяла в огне, теряя контуры, как растворяется на блюдцекусок сахара, как смывается дождем с бумаги свежая акварель.