Академия. Выбор пути - Михаил Перлин

Молодой человек шёл через лес, неслышно ступая по влажной, усеянной сучьями, редкими листьями и сухой хвоей земле. Казалось, он не касался земли — так бесшумны были его движения. Без видимых усилий он двигался напролом, не воспользовавшись ни одной тропинкой, подвернувшейся ему по пути. Во всей его фигуре чувствовалась цель — незнакомец явно хорошо знал конечный пункт своего рискованного похода и всем существом стремился туда. Он не был странником, случайно застигнутым темнотой в лесу или отбившимся от каравана дельцом. Он знал, куда и зачем идёт.

Ночь, особенно тихая безлунная ночь, часто устрашает путника неизвестностью, пугает потенциальной опасностью, притаившейся впереди и выжидающей неосторожного, посмевшего покинуть свой дом в такой час.

А уж встретить ночь в Великих Северных Лесах — глупость, граничащая с безумством. Что только не рассказывают о них! Особенно купцы и караванщики. Но и от жителей окрестных деревень тоже можно наслушаться немало.

А он шёл, то ли не зная, то ли презирая местные обычаи. Высокий и стройный он, тем не менее, не производил впечатление грозного воина. При всём желании я не смог бы описать его лица — оно пряталось в тени капюшона даже от редких звёзд на небе. Только несколько белых перстней изумительной старинной работы иногда слабо мерцали на руках незнакомца в их свете. Всё остальное скрывал чёрный плащ, абсолютная тишина да непроницаемая темнота безлунной ночи.

И вот незнакомец вышел на поляну. Окружавшие его тёмные стволы временно, казалось с неохотой, расступились. Вдалеке, слышалось, течёт ручей. Молодой человек остановился возле поляны и осмотрелся — как будто он мог видеть вокруг! Сделал ещё несколько шагов и вдруг неожиданно весь напрягся, встал как вкопанный — даже дышать перестал.

Уже через миг он расслабился, поднял голову к небу и глубоко вздохнул. Теперь незнакомец был спокоен, и, казалось, чего-то ждал…

Капюшон больше не мешает описанию: незнакомец был темноволосым, немного смуглым юношей, на вид лет двадцати пяти, с чёткими, резкими контурами лица. Он был изысканно красив, даже элегантен. Но когда он глянул сквозь меня своими чёрными, как смоль и пронзительными, как крик ночной птицы глазами, я невольно потерял нить повествования. Хотя и знал, что он не может меня увидеть. И давно разучился бояться чего бы то ни было. Держался незнакомец прямо, даже надменно: так держать себя можно, только если полностью уверен в собственных силах и хорошо знаешь себе цену. В нём чувствовалась воля и недюжее упрямство. Такой никогда не свернёт с намеченной цели! И не дай вам Бог предложить ему совет: будет воспринято как личное оскорбление! Его отец был таким же…

Даже в разгар дня произошедшее разнеслось бы эхом на мили. А ночью было сродни грохоту упавшего векового дерева. На поляну с противоположной стороны вылетела старая, тяжело гружёная повозка. Её тянула упряжка из четырёх огромных кабанов, а управляла ей колоритнейшая старуха — огромная, ширококостная, с наглым вытянутым лицом провинциальной гадалки. Лихо притормозив аккурат посреди поляны, она легко спрыгнула с телеги и широкими шагами сборщика налогов и податей направилась к незнакомцу, на ходу потирая руки. Тот даже не шелохнулся. Только усмехнулся краешком рта. Похоже, он давно не практиковался: усмешка вышла вымученная и кривая.

— Ну здравствуй, милок! — осклабилась старуха, подойдя почти вплотную и бесцеремонно уставившись на незнакомца. — Не похож ты на местного, своих-то я за милю чую. Отвечай: откуда взялся и куда топаешь! — добавила она тоном, не допускающим возражений.

Незнакомец пристально посмотрел на немедленно сникшую старуху. Та даже сперва попятилась, потом, видимо, вспомнив кто такая, остановилась, гордо выпрямившись.

— Я иду издалека и путь мой лежит далеко, — наконец вымолвил он режущим слух глуховатым голосом. Его голос не был таким, просто он очень давно ни с кем не говорил.

— Вынуждена тебя задержать, милок. Не обессудь, такие уж тут порядки, — старуха откровенно хихикала и очевидно наслаждалась давно выученной ролью. Теперь она молча разглядывала путника, предвкушая реакцию. И она последовала:

— Я всё равно пройду, Рыжая Джи́ра, — сказал юноша остолбеневшей старухе. Но опыт вял своё, и она быстро оправилась от шока.

— Откуда ты мог узнать моё имя?! — завизжала она. Казалось, от гнева она увеличилась в размерах. — Как ты посмел назвать меня по имени, как равную?! И, если знаешь, кто я, как ты смеешь стоять?! — старуха Джира не стала дожидаться ответа и резко коротко свистнула дважды.

Через мгновение на поляне стало тесно. А спустя пару минут она стала напоминать лагерь лесных разбойников, разбитый недели назад. Со всех сторон к повозке выскакивали люди и гномы в звериных шкурах, с метками и дубинами в руках. Четверо несли огромный деревянный пень, служивший, видимо, чем-то вроде трона. А позади них тяжело топали гоблины, нёсшие на железных носилках уже разведённый и ярко пылающий костёр.

Джира уселась на пень и в свете костра начала разглядывать незнакомца с явным любопытством, граничащим с раздражением.

— У тебя минута, чтобы спасти свою жизнь, — медленно выговорила атаманша, пытаясь не смотреть путнику в глаза.

— Прежде всего я желаю знать, есть ли у тебя драгоценные камни или золото…

Продолжение не потребовалось: молодой человек показательно отодвинул плащ и все увидели большущий кошель и увесистый мешочек, притороченный к поясу. Разбойники ахнули, потом стали бурно радоваться своей удаче. Несколько экстравагантно, надо сказать.

— Что ж, тебе по карману купить моё прощение. Это редко кому удаётся! — старуха подмигнула своим подельникам и те глухо заржали.

Незнакомец так и не ответил. Он напрягся, прошептал несколько слов и сделал неуловимый, запрещающий жест рукой.

Костёр начал гаснуть. Смех немедленно прервался. С протяжным стоном оба бандита, стоявших рядом с Джирой, попадали навзничь, дыша глубоко и часто, как выброшенная на берег рыба. По спине Джиры потекла струйка ледяного пота, а волосы на затылке встали дыбом, когда она заметила… Ей почудилось, что от незнакомца отделились десятки теней и заскользили по земле во все стороны. В лицо ударило несколько порывов ледяного ветра. И Джира увидела перстни — их нельзя было не заметить! Они горели ярким серебристым огнём и внушали даже не страх, а откровенный ужас…