жизни. Что ты думаешь о протестах?

– Я и о протестах не слышал, сэр. Я просто делаю свою работу.

– Королю нужно проявить твердость. Ему бы приказать Кроссли, начальнику вспомогательного гарнизона, открыть огонь по бунтовщикам. Как твое мнение?

Тени деревьев удлинились и стали гуще, погрузив маленькое кладбище в полумрак и оставив на траве лишь несколько солнечных пятачков. Из дома слышалось звяканье кастрюль и сковородок – повара готовили поминальный обед. Могильщик не мог больше сдерживать улыбку, которая так и рвалась из него.

– Тогда надо будет хоронить много мертвых людей, – сказал он.

– О да! – фыркнул смехом круглолицый внук Камиллы Беллоу и запрокинул голову, вливая в горло спиртное.

Могильщик покосился на дом – за окнами никто не маячил. Он неожиданно сделал выпад и воткнул лезвие лопаты в живот смеющегося юнца.

Молодой Беллоу издал странный звук («Хллк!») и повис на черенке лопаты, наколотый на лезвие. Бутылка выпала на землю, содержимое впиталась в траву. Кровь выступила на губах молодого Беллоу. Он скреб ногтями по черенку, моргая на могильщика обиженными глазами:

– Хллк! Хллк!

– Хллк! – ответил ему могильщик. – Хллк! Хллк!

Он повернулся, волоча молодого Беллоу на лопате, и сбросил его в открытую могилу. Беллоу приземлился на крышку гроба с глухим ударом. Человек, назвавшийся Губертом, отбросил лопату и прыгнул в яму сам, гулко пристукнув башмаками по деревянной крышке.

– Хллк! – крикнул Беллоу, на этот раз громче, но могильщик схватил его за горло и сдавливал, пока глаза молодого человека не закатились.

Человек, назвавшийся Губертом, приподнял голову над краем могилы. Вокруг на уровне глаз торчали могильные камни, края лужайки тонули в сумраке. Вокруг по-прежнему не было ни души. На кухне гремели посудой.

Он поглядел на молодого Беллоу. Кровь, пропитавшая рубашку, стекала по стенкам навощенного дубового гроба. Беллоу еще дышал – толстая рука дергалась, постукивая о гроб массивным кольцом с рубином, насаженным на большой палец. Могильщика не интересовали драгоценности, но ему было любопытно, что там на листке, лежавшем на гробе у ботинок Беллоу: эту бумажку в могилу бросил трясущийся старик. За свою жизнь человек, назвавшийся Губертом, неоднократно убеждался – люди часто пишут то, что не осмеливаются сказать вслух.

Он поднял листок, развернул и, напрягая зрение в свете угасающего дня, разобрал заголовок: «Избранная душа».

«Избранница всех душ, на небе ты теперь, избранница сердец, любимая сердечно», – начиналось стихотворение. От чтения уставали глаза. Человек, назвавшийся Губертом, сунул листок в карман, чтобы прочесть позже.

Выбравшись из ямы, он подобрал лопату и споро пошвырял оставшуюся землю в яму, закопав и полуживого юнца, и гроб с телом бабки этого полуживого юнца.

На улице загрохотали выстрелы. Поднялась суматоха – ржали лошади, кричали люди. Похоже, происходила вооруженная стычка. В доме начался бедлам – обитатели спешно грузили чемоданы в экипажи, готовясь удирать.

– Где Том? – кричала какая-то женщина, но Тома нигде не могли отыскать.

Над холмиком свежей земли могильщик стащил шляпу и склонил голову из уважения к мертвым.

Переполох на улице стал громче. Утром назвавшийся Губертом пойдет искать новую работу. При любом порядке дело для усердного работника всегда найдется.

Δ

– Я уже встречал человека с таким же кольцом, лейтенант.

Человек, которого звали не Энтони, кивнул на руку Роберта, в которой тот держал кружку кофе. Когда лейтенант постучался в посольство, человек, которого звали не Энтони, пригласил его в гостиную на чашку сладкого кофе.

– Это университетское кольцо, – ответил лейтенант, причмокнув. Он сидел в одном из кресел. Человек, которого звали не Энтони, присел напротив. – Я уже не он, вообще-то. Не лейтенант. Есть кое-что сказать вам, что я должен… – Он снова причмокнул губами и сжал челюсти. – То есть я кое-что должен вам сказать. Отныне я просто Роберт. Зовите меня Роберт.

– Вот как?

– Да, я сложил с себя полномочия.

– А молодая леди, она еще сохраняет свою должность в музее?

– Дора?..

– Да, Дора, – сказал человек, которого звали не Энтони. – Недавно молодая леди отсутствовала несколько дней кряду. Я присматривал за музеем, пока ее не было, и случайно наткнулся на это. – Он положил перед Робертом листок. Это было постановление, передававшее музей в ведение Доры. – Тут сказано: «Общество психейных исследований», а потом зачеркнуто и надписано «Национальный музей рабочего». До того, как найти этот документ, я говорил с сержантом Ван Гуром. Мы затронули целый ряд тем, но в процессе беседы он сообщил, что, насколько ему помнится, он передавал в ведение молодой леди только здание Общества. Я опасаюсь, что она изменила документ без разрешения.

Сожаление появилось на расслабленном лице Роберта, и он глубоко вздохнул, подняв плечи.

– Кофе…

Человек, которого звали не Энтони, сказал:

– А ведь вы меня не помните.

– А?

– Это ничего, вы же со многими людьми разговаривали. Просто именно вы направили меня на эту службу. Я обратился к вам, когда искал работу, а вы направили меня к сержанту Ван Гуру, который меня нанял. Теперь вспомнили? Я хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарен. Надеюсь, что и вы порадуетесь, несмотря на обстоятельства, что оказали добрую услугу незнакомцу.

Голова Роберта тяжело упала назад, на спинку стула. Рот приоткрылся, а глаза уставились на флаг, свисавший с увенчанного золотым орлом штандарта в углу. Когда человек, которого звали не Энтони, водворился в посольстве, в каждой комнате стояло по такому флагу с красно-белыми полосами и темно-синим окошком с россыпью звезд. Не-Энтони увидел в этом руку провидения: когда закончились ковры и холстины, в которые он заворачивал мертвецов, он стал употреблять на это дело флаги.

– Я не знаю, почему на нем такой узор, – сказал он Роберту. – И символы не понимаю, но мне они начали нравиться.

Снаружи

От удара грома в хижине сошла легкая известковая лавина, разбудившая Ди. Уже много недель ей не удавалось толком выспаться – глубоким, никем не нарушаемым сном. Она резко села на кровати, испуганно ахнув, набрала полный рот пыли и, судорожно закашлявшись, упала с кровати на пол. Грохнул новый залп, и опять со стропил со свистом сошло новое облако пыли и мелкого песка.

Куртка Роберта висела на стуле, но самого его в комнате не было.

Кашляя и зовя Роберта, Ди в одном белье выбежала в галерею. Новый удар – совсем рядом – сотряс здание. Желтый песок вылетел из бочки и рассыпался по полу. Ди казалось, что еще раннее утро, но в окна сочился свет оттенка горчицы, окутывая манекены и предметы едкой пеленой. В паузах между залпами слышался бешеный колокольный трезвон: звонили колокола на