– Ну, как? – вырвалось у меня.– Он согласился? Он отдаст близняшек?

Отец обнял меня.

– Пойдемте к вам, дорогая. Там мы спокойно все обсудим.

Мы уже прошли несколько ступенек, когда я снова не выдержала. Мне не терпелось услышать хоть что-то, и я взмолилась:

– Отец, так что же все-таки – да или нет?

Остановившись на миг, он серьезно произнес:

– Скорее всего, дорогая, предстоит борьба.

– Он не согласился? – прошептала я.

– Говорю же вам, идемте. Я расскажу все по порядку.

Теперь, зная исход этой беседы, я слушала отца спокойно, даже слегка безучастно. Я взяла себя в руки, потому что поняла, что легко, в результате одного визита, не верну дочерей. Как сказал отец, предстоит борьба. Что ж, я буду бороться и именно для этого стану хладнокровной, сильной и решительной.

– Если говорить об итоге нашей встречи, – неторопливо произнес отец, расстегивая ворот камзола, – то ваш муж сделал вам предложение, которое, как мне кажется, вы не примете.

– Как он встретил вас? Что говорил?

– Он был само хладнокровие и бесстрастие.

– Да, он умеет таким быть… Надеюсь, никаких выпадов в мой адрес не было?

– Нет. А если бы и были, то не остались бы без ответа. Я ни с кем не обсуждаю ваше поведение, Сюзанна, даже с вашим мужем.

Александр встретил принца с холодной любезностью, корректно, как истинный дворянин. Того, что случилось осенью, и причин нашего разрыва они не касались. Когда речь зашла о детях, герцог был непреклонен.

– Он считает, Сюзанна, что вам просто некуда увезти их, что Сент-Элуа, неуютный и недостроенный, не может быть для них хорошим домом, что вы не в силах дать им надлежащее образование и вообще материально они будут с вами не так защищены, как с ним.

– Надеюсь, вы рассказали ему, что все изменилось?

– Это было унизительно, Сюзанна. Я не стал вдаваться в детали. Я лишь заметил, что мы не бедны и что рассуждать о таких вопросах – не дело дворянина.

– Вы пытались оскорбить его, отец. А он, может быть, узнав с точностью, что теперь у нас есть средства…

– Если бы он и узнал, это ни на что не повлияло бы, ибо истинные причины отказа – это не ваше материальное положение.

Вспыхивая, я зло сказала:

– Да, да, конечно! Он до сих пор мстит мне! Ну, а он сам? Кто будет воспитывать трех малышей теперь, когда он сам объявлен вне закона и его положение стало таким шатким?

Усмехнувшись, принц произнес:

– Как ни странно, он сказал мне то же самое.

– О шаткости своего положения? – переспросила я ошеломленно.

– Да. Он отлично сознает, что дети и с ним не защищены. Филиппа он искренне любит, как я понял; насчет близняшек сказать трудно, но им он тоже хочет быть отцом. Я не питаю добрых чувств к вашему супругу, Сюзанна, но правды скрывать тоже не хочу.

– Похоже, его любовью к детям вы оправдываете то, что он не отдает их мне.

– Не оправдываю. Ничуть не оправдываю. Я лишь говорю о том, что я понял.

– Значит, надо детей делить, – сказала я решительно.– Как это ни было бы больно, но мы оба должны быть удовлетворены!

– Подождите.

Закуривая сигару, отец проговорил:

– Он предлагает вам вернуться в его дом и жить там на прежних правах матери и жены.

Я откинулась на спинку стула. Вначале мне показалось, что я что-то не так поняла. Не может такого быть. Раньше я и подумать не могла, что Александр склонится к такому решению. Выговаривая слова почти по слогам, я спросила:

– Он больше не хочет развода?

– Он хочет, чтобы вы вернулись. Разве такое при разводе бывает?

Я молчала, хмурясь и раздумывая над всем этим. Принц вполголоса произнес:

– Я сказал ему, что вы не согласитесь. Что слишком много проблем возникнет для вас, если вы туда вернетесь. Герцог ответил, что все и не может быть как прежде, но вы будете иметь возможность воспитывать детей и пользоваться всеми правами хозяйки. Вам будут выказывать уважение. Выслушав это, я все же повторил, что для вас такой выход неприемлем. Он посоветовал мне передать его условие вам. Он, похоже, был уверен, что перед возможностью вернуться к детям вы не устоите.

Я удивлялась своему спокойствию в данный момент. Я трезво размышляла над достоинствами и недостатками этого предложения. Достоинства были видны как на ладони. Недостатки заставляли меня трепетать. Как я смогу войти в Белые Липы, зная, что на каждом шагу меня будет останавливать взгляд Анны Элоизы и презрение Поля Алэна?! Слуги из числа самых преданных никогда не забудут того, что случилось. У меня будет слишком много врагов. Да и Александр…

– Меня крайне удивляет это его условие! – вскричала я, резко поднимаясь. – Совсем недавно он говорил, что возвращение в его дом для меня же будет опасным, потому что он может не сдержаться и сделать что-то со мной – изуродовать меня или избить…

– Он выражался так?

– Да, весьма недвусмысленно! Что же, он думает, что я теперь меньше боюсь его расправы? Мне вовсе не улыбается быть задушенной!

– Значит, – сказал отец, – я был прав. Мы будем искать иные способы. Я против вашего возвращения. Жаль, что он не поддался на уговоры, но процесс, в сущности, еще только начинается. Мы обратимся к королю. Я уже в следующем месяце выеду в Митаву.

– А мои малыши в это время будут жить в Белых Липах в полнейшей заброшенности? – спросила я упавшим голосом. – С ними не то что матери, но и отца не будет, если Александр уедет воевать…

Я снова опустилась на стул, нервно потеребила оборку платья. Шальная, невероятная мысль вдруг пришла мне в голову: что, если Александр переменился ко мне? Что, если он все же любит меня, если какая-то частичка его любви все еще сохранилась, и теперь он просто хочет восстановить то, что разрушил? На миг почти поверив в это, я ощутила, как теплая волна радости плывет по телу.

И тут же лед воспоминаний уничтожил это ощущение. Кто знает, если эта догадка верна, то, быть может, мое положение даже хуже, чем если бы Александр уже ничего ко мне не чувствовал. Ибо возобновлять супружеские отношения я совсем не стремилась. За прошедшие месяцы я научилась обходиться без его присутствия, его ласк, его объятий. Все это было мне уже не нужно, уже не действовало на меня, как наркотик. Мне было так легко сейчас. Что ни говори, а независимость имеет много преимуществ.

Я не хотела сейчас подолгу быть с ним, делить ложе и стол, словом, не хотела привыкать и прощать. Да и могла ли я простить? Он отомстил мне сильнее, чем я того заслуживала. Он до сих пор еще мстил. Он унизил меня, как рабыню, выбросил из дома, как вещь, – меня, принцессу, герцогиню, женщину, с которой он был счастлив и которая родила ему сына. Он все растоптал в один миг из-за какого-то, в сущности, пустяка – ну, или хотя бы было пустяком в моем понимании… Я знала: что бы ни произошло, это всегда будет стоять между нами. Слишком больно и стыдно мне было вспоминать о том, как со мной поступили.