– Да, но Филипп, – пробормотала я неуверенно. – Он ведь такой маленький.

– Филиппа я вам не обещаю, дорогая. Пожалуй, будь у меня сын, я бы никому его не отдал. А Филипп – единственный наследник дю Шатлэ. К сожалению, надо что-то оставить и этому роду. Хотя, признаю, я не уверен, что человек, поднимающий руку на аристократку, может дать своему сыну достойное воспитание.

Я сдавленным голосом спросила:

– А что мы будем делать потом? Добиваться развода?

– Если вы оба будете этого добиваться, вас разведут.

Придвинув свое кресло к моему, чуть наклонившись вперед, отец сразу взял деловой тон и поведал о своих планах. Они состояли из бесконечных поездок, в которые он непременно включал и Жана. Но самым невероятным оказалось то, что за услуги, оказанные французскому трону, мой отец был награжден небольшим поместьем в графстве Йоркшир – это был подарок короля Англии. Стало быть, мы теперь имели постоянный источник дохода – наш, принадлежащий только нам. Отныне через банк в Руане мы каждый год будем получать переведенные из Англии пятьдесят тысяч ливров.

– Значит… значит, Жан теперь не беден? – переспросила я, не веря своим ушам. – Значит, он владеет не только Сент-Элуа?

– Сент-Элуа всегда на первом месте, – поправил меня принц. – Тем более когда у нас есть деньги для его восстановления. Но, конечно же, он теперь будет служить в армии не за жалованье. Это уже не будет иметь для него значения. Я переписал поместье на его имя.

После недолгой паузы принц добавил:

– Вы теперь тоже стали состоятельной женщиной. Ведь деньгами Жана до тех пор, пока ему не исполнится двадцать один год, распоряжаетесь вы.

– Я распоряжусь ими только ему на пользу, – прошептала я с улыбкой. – Я попытаюсь отстроить Сент-Элуа. Я думаю, еще лет шесть-семь – и он станет почти таким, как прежде.

Он осторожно сжал мою руку.

– Знаете, Сюзанна, вы только теперь становитесь настоящей.

– Как это?

– Настоящей дамой из нашего рода – решительной, сильной, гордой. Раньше, честно говоря, я не так был в этом уверен.

Ничуть не обиженная, я рассмеялась:

– Что поделаешь, даже я взрослею, отец.

Я ощутила, как воскресло между нами трепетное чувство родства – как тогда, когда шесть лет назад мы расставались в замке Шато-Гонтье. В нашу прошлую встречу такого чувства не было. А вот теперь мы были объединены – общим будущим, общими интересами, общими взглядами. А Жан? Любовь к нему объединяла нас сильнее всего.

Чуть хмурясь, отец вдруг спросил:

– Что же все-таки случилось с вами в Париже, Сюзанна?

Я вздрогнула, мгновенно уяснив, что он имеет в виду. Вопрос можно было истолковать так: что за любовник у вас там был – любовник настолько исключительный, что вы из-за него подвергли риску свой брак?

– Эти россказни, касающиеся Клавьера, я уже слышал. Я знаю, что это неправда. Но правды, кроме вас, не знает никто.

– Да, не знает, но…

Назвать имя Талейрана казалось мне немыслимым. К тому же разве само имя что-то значило? Я в замешательстве пробормотала:

– Отец, это был дворянин, весьма, впрочем, незначительный, и я не считала его достойным большого внимания. Можно сказать, все случившееся – сущее недоразумение. Не спрашивайте меня больше об этом.

– Я больше ничего не спрошу, потому что уверен, что вы не способны совершить ничего недостойного вас.

Я медленно встала, обошла кресло отца и вдруг сделала то, что не делала никогда в жизни, – наклонившись, ласково обняла, обвив его шею руками, коснувшись губами его щеки. Мне впервые пришло в голову, что уже не он, а я в какой-то мере должна беречь его. Он ведь уже стар. А я приношу ему сплошные хлопоты. Я прошептала, каждой клеточкой тела ощущая, как мне радостно видеть его:

– Спасибо.

Он коснулся рукой моего локтя.

– За что вы меня благодарите, Сюзанна?

Я с улыбкой произнесла:

– За то, что вы вернулись. Когда я увидела вас, я поняла, что собираются мои сторонники, мои верные рыцари – вы и Жанно.

Он ласково потрепал меня по щеке:

– Не спешите благодарить. Подождите, пока я выполню свои обещания и девочки окажутся здесь.

– Есть вещи, за которые можно благодарить уже сейчас.

Помолчав, я шепнула:

– Жан, например, – он стал настоящим мужчиной. Это ваша заслуга, я знаю. Мне бы это никогда не удалось, я слишком люблю его… люблю по-женски.

– А разве я не говорил, что вы будете гордиться, когда увидите его после разлуки?

– Я очень горжусь. А еще я очень люблю вас.

Он отстранил меня, потянув за руку, усадил на локотник кресла, внимательно посмотрел в глаза.

– А я, Сюзанна, впервые до конца начинаю понимать, какая удача пришла ко мне тогда, когда у меня родилась дочь.

3

Через два дня, развернув газету и невнимательно ее просматривая, я наткнулась на сообщение в конце страницы, и, прочитав его, выронила листок из рук.

Какую-то минуту я была поражена так, что у меня замерло сердце. Потом, бросившись к окну, взглядом разыскала отца во дворе и громко окликнула его, махнув рукой.

– Вы представляете?! Александр объявлен вне закона! Снова!

Пока принц читал и раздумывал над всем этим, я стояла, окаменев и кусая губы. У меня в голове не укладывалось то, о чем я узнала. Да, вот и случилось то, что я предвидела. Мои усилия, о которых Александр так и не узнал, пошли насмарку, и теперь и узнавать-то о них нет смысла.

– Все, – прошептала я одними губами, – теперь его уже никто не амнистирует. Теперь не поможет даже чудо.

Отец внимательно посмотрел на меня.

– Вас это огорчает?

– Да, безусловно, – насилу произнесла я. – Это принесет горе многим людям.

– Если вы беспокоитесь об его родственниках, – насмешливо сказал принц, – то могу вас успокоить: сейчас повсюду ширится восстание и до тех пор, пока шуанов не разобьют, вашему супругу не будет нужды уезжать в Англию.

Слово «Англия» напомнило мне о леди Мелинде. Я вся внутренне сжалась, подумав о ней, и меня снова охватило ожесточение. К черту этого Александра! Мне ли думать о его судьбе? Пусть об этом думает графиня Дэйл!

Отец окинул меня пытливым взглядом:

– Похоже, вас не только это волнует?

Я качнула головой, прогоняя мысли об Александре.

– Меня, честно говоря, это уже не должно волновать. Я должна вернуть себе Изабеллу и Веронику, и это единственное, что я хочу!

Из леса прибежал Жан, протянул мне букетик лесных цветов, на стебельках которых еще была земля, осыпал поцелуями мои руки.