– Ну, и как же вы намерены там жить? – спросил Александр, ни словом не опровергнув моих обвинений. – Сент–Элуа – разве это подходящее место?

– Более подходящее, чем это, – сказала я в сердцах. – Там, по крайней мере, не будет вашей разлюбезной бабушки и братца, и там мне не будет грозить арест.

– Вы имеете в виду последний декрет о заложниках?

– Да.

– Не думаю, что у Директории хватит смелости исполнить его.

Я раздраженно возразила:

– Когда-то никто даже подумать не мог, что революционеры осмелятся поднять руку на короля. Однако это случилось. И раз уж они сделали это, то с нами сделают что угодно!

Он пожал плечами. Я примерно знала, что он думает: сейчас почти вся Бретань в руках белых, так что трудно предположить, что здесь могут по приказу Республики арестовать целую семью. Однако, как человек здравомыслящий, он должен был допускать такую возможность. Ведь он уедет и оставит нас одних. Его люди тоже уйдут вместе с ним. Что тогда будет с нами?

Я открыла рот, чтобы пригрозить ему, что, если он на этот раз не согласится, я уж точно ничего ему не прощу. Однако он опередил меня, задумчиво сказав:

– Сюзанна, на днях я уезжаю. Я побываю и в Англии, и в Париже, и вернусь, быть может, только к осени. Меня здесь не будет. Подумайте еще раз, хотите ли вы уйти. Мое присутствие, будьте уверены, вам не грозит.

Его голос прозвучал ровно, без тени недовольства или раздражения.

– Вы уедете, – сказала я сдавленно, – а ваша бабка останется. Да и ваши слуги, которых так и распирает от желания напомнить мне о том, что было. Я не хочу больше так. Я не чувствую здесь себя дома. Это мешает мне.

– И долго вы намерены оставаться в Сент-Элуа?

– Не знаю. Два года или три… может быть.

Усмехнувшись, я добавила:

– Куда нам спешить? Вас зовет война. Вам должно быть все равно, где я живу. Тем более что вы всегда сможете приехать, если захотите.

–– Вы говорите неслыханные вещи. Я не должен соглашаться. Мужчина должен предоставлять своей жене дом, а не наоборот.

– Я не хочу такого дома, из которого меня всегда могут выгнать.

Это было сказано холодно. Александр качнул головой.

– Сюзанна, вас никто никогда не выгонит. Я даю слово.

– Александр, – произнесла я устало, – мне не нужно теперь ваше слово. Я хочу только спокойствия.

Он тихо сказал:

– Вы чувствуете, что я не вправе вам отказать.

– Да. И как раз этим я и пользуюсь.

Я поднялась и сделала несколько шагов по террасе. Дождь, казалось, затихал. Сгущалась темнота. В доме часы пробили полночь. Ветер шептал что-то в кронах деревьев и перекликался с дождем.

Александр тоже поднялся. Я обернулась.

– Я согласен, – сказал герцог.

Я кивнула, желая показать, что ожидала такого ответа. Какой-то миг он молча стоял напротив меня, потом поклонился мне так изящно и почтительно, словно я была королева, и, похоже, собирался уходить. Он даже сделал шаг к выходу. А я, вдруг осознав, что уже завтра уеду, почувствовала, как сильно защемило у меня сердце. Я ведь очень долго его не увижу. Позабыв обо всем, я бросилась за ним, и мой возглас остановил его.

– Александр, – прошептала я, растерявшись.

Он обернулся и внимательно посмотрел на меня. Сжимая пальцы, я в замешательстве проговорила:

– Вы… неужели вы ничего мне не скажете?

– Мы простимся завтра, Сюзанна. Не сейчас.

– Ну, а сейчас… сейчас, когда мы одни?

Он изменился в лице и, усмехнувшись, произнес:

– Я бы сказал вам кое-что, но боюсь отказа.

Я покачала головой, всем своим видом выражая, что отказа не будет.

– Тогда, – сказал он, делая шаг ко мне, – может быть, эта последняя ночь будет нашей?

Хотя на душе у меня было горько, я нашла в себе силы улыбнуться. Наши руки встретились. Он наклонился и поцеловал мое запястье, потом повернул руку ладонью вверх и поцеловал ладонь. Едва сдерживая слезы, я припала к нему и с улыбкой прошептала:

– Александр, вы сказали…

– Что?

– Вы сказали именно то, что было нужно.