– Куда вы направляетесь, господа? В Белые Липы?

Они отвечали утвердительно. Тогда я предложила поторопиться, чтобы дождь не застиг нас. Я заняла место между незнакомцем и Буагарди, и мы поскакали.

Я не видела Александра дней десять, не меньше. За это время я проводила отца и сына и успела успокоиться после того, что случилось между мной и герцогом. Я успокоилась так, что словно заледенела изнутри. Я полностью излечилась от глупости, которую проявила в прошлый раз, и не ощущала к Александру ничего, кроме равнодушия.

Мы въехали на подъездную аллею тогда, когда сквозь раскидистые ветви ломбардских тополей просочились первые тяжелые капли. Небо так затянулось тучами, что все вокруг потемнело, и день превратился в вечер. Наступили настоящие сумерки. Ветер крепчал с каждой секундой. Стрела заржала, словно предчувствуя бурю. Еще пять минут, и мы были у крыльца замка. Шуаны остановились чуть поодаль и стали расседлывать своих низкорослых скакунов.

Едва мы прибыли, незнакомец легко соскочил на землю, бросился ко мне и любезно помог спешиться. Его руки на какой-то миг скользнули по моей талии. Он галантно забрал у меня поводья и удерживал Стрелу, дожидаясь конюхов.

– Спасибо, – пробормотала я, весьма заинтересованная таким обхождением; мне начинало казаться, что это красивое лицо и темные глаза мне не так уж незнакомы, как я раньше думала. – Сударь, вы…

Порыв ветра, невероятно сильный и резкий, сорвал у меня с головы шляпу и отнес ее в сторону. Молодой человек бросился за ней; через минуту шляпа была мне возвращена.

– Прошу вас, сударыня, – произнес он любезно.

– Мы ведь встречались, не так ли? – спросила я очень приветливо, поблагодарив дворянина во второй раз.

Александр стоял на крыльце и наблюдал за всем этим.

– Перед вами граф де Бурмон, мадам, – произнес он сухо, представляя мне молодого человека. Взгляд герцога был весьма насторожен.

– Ну конечно, конечно! – вскричала я, искренне обрадованная. – Мы встречались!

Граф де Бурмон, наклонившись ко мне, негромко произнес:

– Я в отчаянии, мадам, если о той встрече у вас сохранились лишь скверные воспоминания. Я сделаю все, лишь бы вы простили меня.

И он, и я машинально посмотрели на кольцо с изумрудом, которое я носила на руке. Я рассмеялась. Три с половиной года назад, когда я ехала в Ванн, чтобы уплатить налог за Сент-Элуа, мою карету остановил отряд шуанов во главе с Бурмоном, и граф потребовал, чтобы я доказала, что являюсь герцогиней дю Шатлэ и никем другим.

– Вы, кажется, заподозрили, что я шпионка, подосланная Директорией!

– Мадам, повторяю, я в отчаянии, если…

Раздался оглушительный раскат грома, и дождь хлынул потоками. Мы бросились в дом. Уже там, в вестибюле, смеясь и отряхивая капли дождя с волос, я объяснила графу, что ничуть на него не сержусь.

– Да и как мне сердиться, граф, если вы назвали меня тогда самой прекрасной женщиной на свете!

– Мадам, я и сейчас не перестаю вами восхищаться.

Он наблюдал за моими движениями прямо-таки зачарованно и, когда я сняла перчатки, поспешил принять их у меня, чтобы передать лакею.

– Право, господин граф, вы сама предупредительность, – сказала я с улыбкой.

– Вы улыбаетесь? Слава Богу! Значит, я прощен!

И снова раздался голос Александра, прервавший нашу беседу.

– Мадам, – сказал герцог сухо, – я полагаю, господин де Бурмон не обидится, если вы оставите нас на минуту, чтобы распорядиться насчет обеда.

Я хорошо понимала, что наш весьма любезный разговор с графом и ухаживание за мной на глазах у моего мужа выглядят слегка щекотливо.

Но Александр не имел никакого права так резко нас прерывать. Он, в конце концов, мог бы сам помочь мне спешиться и поднять мою шляпу, но он не сделал этого и сердится, что это сделал граф. Кроме того, я вовсе не служанка, чтобы отсылать меня на кухню.

– Мой друг, – сказала я спокойно и снова улыбнулась, – у меня так болит голова, что, боюсь, распоряжаться насчет обеда придется вам. Я поднимусь к себе.

Повернувшись к графу, я приветливо спросила:

– Господин де Бурмон, не сомневаюсь, вы не откажете и поможете мне подняться по лестнице.

– С удовольствием, мадам.

Распрощавшись с Бурмоном и протянув ему руку для поцелуя, я вошла в свою комнату, и легкая улыбка была у меня на губах. Я машинально принялась расшнуровывать корсаж амазонки, думая о том, что судьба наконец-то послала козырь и в мои руки. А как иначе было расценивать приезд вместе с Александром графа де Бурмона, молодого, красивого и явно мною восхищенного?

Его появление было само по себе очень приятно. Я уже и отвыкла было от обожания, ухаживаний, любезностей. Что может быть более лестного, чем видеть рядом мужчину, который тобой очарован? Я не думала ни изменять Александру, ни заставлять его ревновать. Все это было мне уже не нужно. Я хотела хоть чем-то ему отомстить.

Я еще за все отплачу – за безразличие, холодность, презрение. Пусть он увидит, что я нравлюсь другим, что я пользуюсь мужским вниманием, что я так же мало дорожу им, своим мужем, как и он мною. Черт, после того, чему он меня подверг, я имею право хотя бы на такую маленькую месть.

– И вообще, – пробормотала я, – любопытно будет посмотреть, каким он станет, когда заметит, что я откликаюсь на любезные слова Бурмона.

А что? Если ему что-то не нравится, пусть едет в Ренн и утешается с леди Мелиндой! Я даже рассмеялась, подумав об этом.

Я сказала ему, что у меня болит голова, ибо хотела, чтобы он понял, что хозяйством в Белых Липах я не занимаюсь. Это прерогатива Анны Элоизы, которая, кстати, была больна, но ключей мне не отдавала. А голова у меня, разумеется, не болела. И от обеда с гостями я отказываться не намеревалась.

Когда я спустилась в залитую огнями свечей белую столовую, за окнами которой бушевала гроза, все взгляды невольно обратились в мою сторону, и даже на лице Авроры отразилось восхищение.

Я была в платье из тяжелого черного бархата, открытом и узком; низкое декольте обнажало безупречную белизну плеч и краешек нежной ложбинки между грудями, юбка была окутана мерцающим облаком венецианского сверкающего гипюра. Густые волны волос, собранных в высокую прическу, отливали ослепительным золотом. Тонкую шею, как блестящая змейка, обвивало узкое бриллиантовое ожерелье, а огромные черные глаза на светлом лице сияли ярче, чем драгоценные камни.

Граф де Бурмон, опередив дворецкого, отодвинул мне стул. Я взглядом поблагодарила его, потом шепотом осведомилась у близняшек, все ли у них в порядке. Они при посторонних чуть присмирели и вели себя вполне благопристойно. Аврора смотрела на меня, лукаво и слегка удивленно улыбаясь: кажется, она немного понимала мои намерения.

– Как ваша голова? – спросил Александр.