Одно то известно, что весь сей сеновный мир до последней своей черты, от виноградной лозы до самой крапивы, от нитки до ремня, бытие свое получает от Вышнего: «Отвращу тебе лицо, возмятутся…» Всякая видимость есть образ, а каждый образ есть плоть, сень, идол и ничто. «Пошлешь дух твой, и созиждутся…» Взгляните на непроходимую чащу левитских обрядов, коликий вздор, однако, вся сия земленность, со всем хворостьем сгорев, в начало течет: «Сколь чудно имя твое по всей земле».

Сие все делает нашедший дух от Вышнего, зная, что всякое дыхание и тварь ему служит: «Учинением твоим пребывает день, как всяческая работа тебе».

Один всесильный дух улавливает великого кита сего, и он-то вопрошает Иова: «Извлечешь ли змия удкою?..» Или: «Вденешь кольцо в ноздри его? Шилом же повертишь ли уста его? Возложишь ли на него руку, Господи?»

Он один сим змием, как дитя воробьем, играет: «Или свяжешь его, как воробья детищу?» Одну свою руку он один налагает на него, «в разуме руку своею наставил я»; «дух твой благий наставит меня…». «Дух все испытывает, и глубины Божии».

Сие-то покрывало и мрак стены отводит читателей от Библии, лишая нас вкуса, да не слышим говорящего к нам сквозь бурю и облако Бога и не можем сказать: «Пройду в место селения дивного даже до дому Божиего… войду к жертвеннику Божию…» Кроме прочиих, один Соломон для созидания стены сей сколько натаскал материалов: сия была вещь корысти, которую принял царь Соломон на созидание храма Господнего, и дому царевому, и стене иерусалимской, и все внутри Давира покрыл златом (3-я Царств, гл. 6).

Но кто силен, да воссияет красота дому сему Божию, отделить корысти, будто завесу храма отдернуть, войти внутрь Давира (давир – значит «слово») и ввести в самые междорамья? Дух-утешитель управляет силу Библии, вдевает кольцо в ноздри ее, находясь и сам вечным, и дает слово благовествующим: «Царь сил возлюбленного ради красоты дому разделит корысти…» А без него все темное, невидимое и неустроенное, пока найдет дух…Тогда все возвращается к безначальному концу, как к кольцу, и к безначальному началу: «Вначале сотворил Бог небо и землю…» «Вначале было слово…» Сей многоразличный плетень образов и фигуральные узлы именуются в Библии знамения и чудеса: «Послал Моисея и раба своего…» «Помяните чудеса его…» «Просите – и дастся вам».

«Сей род знамения ищет…» «Знаменился на нас свет…» Разуметь таящуюся в знамениях и чудесах силу слова Божия есть дело пророков, то есть видящих, глазастых, прозорливцев. «Знамений наших не видел, нет к тому пророка…» Пророки то прорицают, что презирают… Провидят в тени сущего. Все то не будущее, чего не будет; все то не будет, что тень; все то тень, что гибнет. То одно есть будущее, что всегда пребудет: «Воззрев очами своими, видят человека, стоящего перед ним» (Иисус Навин, гл. 5), то есть вечно пребывающего и пребудущего. Вот как они пророчат будущее. Послушаем Давида: «Помянул лета вечные и поучился».

Конечно, творениями помышляемая присносущая сила его и божество уразумевается. Рассуждал, без сомнения, он чудеса, образы и фигуры Божии, как сам там же сплошь говорит: «Ночью сердцем моим размышлял и испытывал дух мой» (Псалтырь, 16).

Мне кажется, Давид между прочими знамениями размышлял и о фигуре колес, о которых там же поминает: «Глас грома твоего в колесе». Кроме того, лето и год – то же; год и круг – то же; круг и кольцо – то же. Проще ж теперь позвольте мне пересказать его слова хоть так: «Помыслил…» Вспомнил я колеса бесконечные и доразумелся, что сия фигура напоминает о безлетном вечного присносущии. Круг лета по-римски – annus, а кольцо – annulus. «Взыщите Господа и утвердитесь, помяните чудеса его…» Помянуть чудеса Божии – значит то же, что римское слово сие comminiscor, commentor – вздумать, надумать, commentarius по-гречески – ἑρµενεύω – толкую, толмачу. И не дивно, что в Павла сие слово (пророчествовать) – значит толочь и раскушивать Священное Писание. «Дружитеся любви, ревнуйте же духовным паче же да пророчествуете… Пророчествующий человекам говорит созидание и утешение, и утверждение» (К коринфянам, гл. 14).

Взгляните на гл. 11 «Чисел». С каким прилежанием сыновья Израиля манну собирают и толкут! «Исходили люди, и собирали, и мололи в жерновах, и толкли в ступах, и варили в горшках!» Вспомните и то: «Да не заградишь уста вола молотящего». Имеет обычай и Италия молотить волами. Вспомните же и Луку, образуемого волом. Сии суть сыновья Израилевы, очищающие от шелухи слово Божие: «Находящие в грязи золотое кольцо, да сотворишь на словах два кольца злот…» (Исход, гл. 28), как же, если бы было кольцо в колесе.

Обретающие в испорченном вкусное, в мертвенном живое, в бесчестном бесценное, как евангельская жена монету в горничной соре, радуйтеся со мною… как радостотворный Господа перстень и гривну у блудницы Фамари и жезл свой, отцом его Иаковом для овец остроганный, как Иезекииль сокрытые в соре опресноки, говоря с Моисеем: «Сей есть Господь, его же завещал…» «Сей хлеб… вкусите и видите…» «Обрел Мессию…» «Если изведешь честное от недостойного, как уста мои будешь» (Иеремия, гл. 15).

И чуть ли не сие тайной вечери зерно кушал с товарищами своими Даниил и сделался добрее лицом и крепче телом, паче служителей, едящих от стола двора Вавилонского. А Иаков через сие же достал от Исава первенство. Поощряет к сему и пророк Михей: «Сии же не разумели помышления Господнего…» Что ж делать? Так «восстань, – говорит, – и изломай их, дочь Сиона… и возложа Господу множество их…» (гл. 4). И толочь знамение и манну, то есть чудо, – значит разжевать, раскусить. Исайя кричит: «Воздвигните знамение на язычников». Воздвигнуть знамение – значит возвысить оное в гору и поднять к разумению самого его начала. Взойти в Божественное понятие, чтобы не пахло больше землею. И сие то значит: «исходили люди…» и то: «возложили Господу…», то есть положить на горнем месте, выше всех стихий. И не сюда ли приглашает сие: «Если я вознесен буду от земли, тогда все привлеку к себе» (Евангелие от Иоанна).

Если из тленных стало выникать нетленное понятие, тогда-то можно сказать: «Зима прошла, дождь отошел, отошел себе. Цветы явилися на земле, время обрезания (виноградных гроздей) приспело» (Песнь песней, гл. 2). «Собралася вода, которая под небесами, в собрания свои, и явилася суша».

В то время точно дается знамение в понятие человеку, когда оно из плоти преобразуется в божество. «Сотвори со мною знамение во благо». Будто бы сказал: сотвори вначале, сделай твоим, приведи к концу. Ты начало и всякой кончины конец бесконечный. И не сие ль значит манна, падающая сверх поверхности земной? И се ли на лицо пустыни мелкое, как корбандр (чуть ли не червец), белое, как лед на земле.

Сии ж знамении называются терминами, по-славянски пределами, силу Божию внутри себя заключающими. «Если поспите посреди пределов». Тот отдохнет, кто вникнет, войдет, раскусит и пажить обретет.

«…Если войдут в покой мой…»

Называются —

и дверью: «Сии врата небесные…»

и стеною: «Осягнут слепые стену…»

и печатью: «Книга запечатленная…»