— Не желаю с тобой разговаривать!

— Прости, дорогая, что мы с Кристофером не скучали без тебя, но…

Тут Франческа расхохоталась.

— Ты самый невыносимый мужчина из всех, кого я встречала. Подумать только, я оказалась на другом конце света и до безумия волновалась за вас. А вы с Кристофером развлекались вовсю, как два холостяка, вырвавшиеся на свободу в веселом городе Париже.

Джек поднес к губам ее руку.

— Ну… может, мы время от времени все же скучали… немножко. — Он обнял Франческу и положил ее голову себе на плечо. — Скажи, что ты меня любишь и терпеть не можешь расставаться со мной. — Джек поцеловал ее в нос.

— Я тебя обожаю, и для меня невыносима разлука с тобой, — призналась Франческа. — Вот почему я вернулась раньше срока.

— Как ты решила вопрос с санаторием?

— Никак. Я там нужна, от этого никуда не денешься. Наши гости хотят, чтобы я встречала их и обеспечивала всем необходимым. К сожалению, никто не может заменить меня.

Джек поднялся и начал ходить по комнате. Потом закурил сигарету. Но Франческа слишком устала, чтобы с ним спорить.

— Я часами обсуждала этот вопрос с Эдуардом и Аполлонией.

Проведя последние десять дней с Эдуардом, Франческа невольно заметила, что по сравнению с ним Джек инфантилен. К тому же Эдуард ясно дал ей понять, что их совместное дело — не единственное, ради чего Франческе стоит вернуться в Лайфорд-Кэй. Однако сейчас она смутилась, вспомнив об этом.

— Эта работа для меня так же важна, как для тебя карьера. Если бы я могла проводить там хотя бы шесть месяцев… Ты же все равно собирался жить в Лос-Анджелесе не более полугода. По крайней мере поезжай в Лайфорд-Кэй и посмотри.

Но Джек тем временем поднимался по лестнице.

— Спасибо, но я уже бывал в Нассау, — бросил он на ходу.

— Ах так! Я тоже успела познакомиться с Парижем! — крикнула она. — И он мне не понравился. — Но последнюю фразу Джек не слышал. Он захлопнул дверь.

Франческа со вздохом встала, выключила свет и пошла пожелать спокойной ночи Кристоферу, однако он уснул, не дождавшись ее. Она склонилась над сыном.

Кристофер и Джек неплохо поладили. Странно, но это беспокоило Франческу. Прежде они всегда соблюдали нейтралитет, но настоящей близости между ними не было, хотя никаких ссор не возникало.

Франческа знала, что в этом не виноват ни Джек, ни Кристофер. Именно она обычно вмешивалась, когда у отца и сына завязывался мужской разговор или начиналась какая-нибудь игра. Если Джек собирался пойти куда-нибудь с Кристофером без нее, Франческа отговаривала его. Заботясь о сыне, она никогда не советовалась с Джеком. И теперь близость самых главных в ее жизни людей пугала и тревожила Франческу.

Она убеждала себя, что нельзя вставать между сыном и отцом, но постоянно нарушала этот принцип, в сущности, не осознавая, чем угрожает ей их близость.

Франческа попыталась проанализировать свои чувства.

Конечно, для нее нет никого важнее Кристофера. Даже когда вырастет и покинет родительский дом, он всегда будет любить и хранить в сердце образ матери. В своем чувстве к нему она никогда не сомневалась, равно как и в его к ней. Она не боялась, что он бросит ее, как когда-то Сюзанна, или осудит, как Карло. Франческа беззаветно любила сына.

Но Джек… Джек — совсем другое дело. От него можно ждать всякого. Например, когда-нибудь он просто-напросто ее бросит — улетит в свой Лос-Анджелес и всецело посвятит себя работе. В нем может проснуться зависть к ее популярности. А вдруг ему надоест, что она так упорно отказывается выйти за него замуж. Или в одно прекрасное утро он проснется и скажет себе: «Парень, эта женщина не стоит тех трудностей, которые ты ради нее преодолеваешь».

Франческу очень удивляло, как это Джек до сих пор не понял, что Кристофер — его сын. Уж не решил ли он, что мальчик унаследовал глаза и цвет волос от матери? Кстати, благодаря сходству Кристофера с Франческой никто не заподозрил, что он — не сын Майкла. Никто, кроме самого Майкла.

К тревоге, давно поселившейся в ее душе, примешивалось мучительное чувство вины. Когда-то Франческа пыталась обмануть Майкла, надеясь, что он будет считать Кристофера своим сыном. Теперь она обманывает Джека.

Но, скрывая от Джека правду, она никогда не станет такой женщиной, какую он заслуживает. Джек, конечно, несовершенен, поверхностен и эгоистичен. В отличие от Майкла он слишком хорошо осознает свое мужское обаяние. И у него нет серьезной целеустремленности Карло Нордоньи.

Франческа вздохнула и закрыла дверь в детскую. Как же ей выбрать подходящий момент и рассказать Джеку про Кристофера, да и наступит ли такой момент вообще? Джек сам виноват, что она не решается выйти за него замуж. Уж не поставил ли он ее нарочно в такое положение?

Войдя в спальню, Франческа взглянула на Джека. Он спал так же безмятежно, как Кристофер. Сходство отца и сына всегда трогало ее, и она склонилась, чтобы поцеловать Джека.

— Попалась! — Сильные руки схватили ее за плечи.

Франческа вскрикнула от неожиданности. Джек повалил ее на широкую кровать и целовал до тех пор, пока она не рассмеялась, признавая его победу. Его светлые волосы упали на лицо Франчески, она отвела их и встретилась с ним взглядом. Да, он небезупречен, спору нет, но каким бы ни был Джек, она обожает его.

Жози прохаживалась по гостиной, любезно улыбаясь каждому гостю, который бросал взгляд на нее. Однако девушке было не до веселья: от страха сосало под ложечкой, и она делала все, чтобы подавить его перед выступлением. Зачем, ну зачем она выбросила выписанный врачом транквилизатор! И как только додумалась до такой глупости! Или ее настолько ослепил успех, что она вообразила, будто никогда больше не испытает этого леденящего душу ужаса?

С тех пор как несколько месяцев назад Жози с триумфом выступила на сцене «Лило», принц Бенор регулярно устраивал приемы и приглашал на них прессу. Обычно Жози получала от этого удовольствие, но сегодня все раздражало ее.

Ничто не радовало девушку — ни тщательно продуманная программа, ни изысканное угощение, ни интересные гости. Она думала лишь о том, что вечером должна выступить на сцене дворца «Олимпия». А ведь об этом мечтает каждый эстрадный певец!

«Сосредоточься на гостях!» — приказала она себе, окинув взглядом собравшихся. Видимо, половина Парижа сочла своим долгом появиться на этом приеме. Напротив трех самых влиятельных членов французского правительства, рядом с вазой диких орхидей, стояли владельцы всех крупнейших ночных клубов Парижа. Принц Бенор сидел в мягком кресле, беседовал с управляющим «Олимпии». В углах огромного зала застыли манекенщицы, одетые и загримированные под статуи. У стены, под присмотром пастуха, специально доставленного самолетом с Ближнего Востока, смирно стояли две козочки с колокольчиками на шее. За воротами резиденции принца толпились фотографы и набрасывались на каждую вновь прибывшую знаменитость. Жози так и не сосредоточилась на происходящем, замкнулась в себе. Ей почему-то никак не удавалось утолить жажду. Она выпила много шампанского, но во рту пересохло, в горле саднило.