– Разорррвать, четверрртовать, а головы нанизать на верхушки елей. Скрррошить, – разносились по округе их картавые голоса.

Экспедиция покидала пределы Сципионовых владений, когда Кастет со своей бандой нагнал ее. Отрезая людям выход, вороны разбросали над лесом тлеющие угли. Пора стояла сухая, и огонь занялся от первой искры. Поднялся ветер, и гудящее пламя погнало людей обратно вглубь леса.

– Не оставлять в живых никого! – приказывал Кастет, кружа над горящим лесом.

Огонь гнал людей в гиблую топь. Болотная нежить в предвкушении обильной поживы уже потирала липкие ладони. За эту услугу Кастет потом потребует с них сторицей. Но это потом, а сейчас главное – никого не упустить.

– Всех изжарить или пустить на дно! Никого не оставлять живым!

Так рассчитал Кастет. Ну, а если что-то пойдет не так, то он готов сам размять когти.

И что-то пошло не так. Внезапно поменявшийся ветер погнал пламя на север, туда, где в глухой чаще Вороны устраивали свои гнезда. И хотя расстояние до них было довольно большим, огонь покрыл его за считанные дни. Бушующую огненную стену было не остановить, также как нельзя было спасти гнезда, в которых воронихи высиживали яйца.

Здесь было гнездо и у Седовласого. Его верная спутница только что помогла вылупиться первенцу и теперь ждала следующего, а над ней уже летели тучи пепла – вестники близкого пожара.

Прилетел Седовласый. Она взглянула на него, и все прочитала в его глазах. Нужно было бросать гнездо и спасаться или погибнуть. Ворониха решила остаться до конца, чтобы ни случилось. Седовласый попрощался с нею, как в последний раз, и улетел. Улетел, как сотни других Воронов, останавливать уже близкое пламя. Мощными когтями они валили деревья, чтобы оставить огню меньше пищи, взмахами крыльев сбивали гудящий огонь, носили в клювах воду.

И все-таки они проиграли. Долго потом Седовласый кружил над черным пепелищем, выискивая хотя бы останки своего гнезда, но тщетно. Все сгорело. Из сотен гнезд не осталось даже одного опаленного пера. Ни одного.

Сципион праздновал победу. Ему была неведома боль утраты. А лес, что лес? Через несколько лет вырастут новые деревья, а все остальное позабудется. Память, даже воронья не вечна. Все забывается. Лавры за изгнание людей достались Кастету. Благодаря ему чужаки навсегда покинули эту землю. Правда, никто не упоминал, что все люди уцелели – их вывезли на вертолете, но это уже было не важно.

Тогда у Седовласого появились первые седые перья. Он больше не заводил семью. Со временем коварная память сделала свое дело. Прошло сто лет, и гибель семьи накрепко связалась в его мозгу с человеческим родом.

С тех пор Седовласый служил у Сципиона и был у него на хорошем счету. Ненависть к людям росла с каждым годом, а его Хозяин только разжигал ее. Месть стала смыслом жизни Седовласого, но не забывал он и о другом, о главном виновнике своего горя – Кастете. И хотя они уже не первый десяток лет делили вместе все тяготы службы, горечь прошлой обиды не прошла. Она не оставляла Седовласого ни на минуту и он ждал лишь удобного момента, чтобы расквитаться со своим врагом. И вот этот момент настал.

Позади него заголосил Толстяк.

– Помоги ему. Он сейчас…, – переводя испуганный взгляд с одного Ворона на другого, Толстяк сплетал и расплетал пальцы, не зная, что делать.

Старый Ворон ждал. Нет, он не хотел смерти Кастета. Ему было достаточно одного слова. Всего одно слово «Прости» и все. Кастет же погрузился по грудь, но продолжал молчать. Ни звука, ни одной просьбы о помощи. Он знал, что сам не выберется. Врожденная гордыня и упрямство тянули его вниз, в вечную тьму.

Взгляды двух Воронов скрестились как стальные клинки и переплелись крепче стального троса. Разорвать их могла только смерть Кастета.

Рядом снова взвыл Толстяк.

– Я помогу тебе, – он перескочил невысокий заборчик и побежал к Кастету.

Уже на третьем шаге он стал тонуть.

– А-а-а! – испуганно закричал Толстяк и плюхнулся на зад. Мягкий газон принял его в свои объятия. Высвободив обе ноги и бешено перебирая всеми четырьмя конечностями, Толстяк добрался до спасительной дорожки, сломал забор и, воя от пережитого потрясения, спрятался за спину Седовласого. От страха он не мог вымолвить ни слова и только нечленораздельно мычал.

– Мо-ммо-мо, я-я-я-я, он-н-он, та-ак.

Все было понятно без слов. Еще минута и Кастета не станет. Его каменное лицо, пристальный взгляд – все это медленно уходило в вечность.

Тим не жалел Кастета, но и смотреть, как тот живьем погружается в черную землю, тоже было невыносимо. Он не раз порывался что-нибудь предпринять, но Седовласый движением руки или взглядом остужал его пыл.

– Это наше дело! Не вмешивайся.

Над землей остались лишь нос и губы Кастета. Он в последний раз глотнул воздух и сдавленно выдохнул.

– Прости! Спаси!

Земля скрыла его. Черная, рыхлая, она еще слегка шевелилась.

Тим смотрел на нее. И это все? Вот так не стало одного из самых жестоких существ, которых он знал. И ни одного намека, ни одного следа, что он был здесь и ходил по этой земле. Ничего!

Уставившись в одну точку, Тим не видел, что происходило рядом.

Лишь когда от Темного Ворона осталось пустое место, Седовласый бросился вперед. В два прыжка он оказался там, где только что исчез Кастет. Вскочив на стоящее рядом дерево, Седовласый повис на нижней ветке и заставил ее склониться до земли. Погрузив одну руку в черное месиво, другую протянул к застывшему в ступоре Толстяку.

– Веревку! Быстро!

Толстяк заметался как ужаленный. Из его мешка полетела всякая всячина. Наконец, он нашел то, что искал. Привязав на конец веревки набитый монетами мешок, он раскрутил его, но вдруг остановился.

– А ты вернешь его обратно? – спросил он висящего вниз головой Седовласого.

– Я убью тебя! – закричал тот, краснея от натуги и яростно вращая глазами.

Толстяк размахнулся и перекинул веревку через сук. Седовласый перехватил ее и утянул вниз – вглубь земли.

– Тяни!

Толстяк напрягся. Веревка натянулась, но земля не хотела отдавать уже взятое ею. К Толстяку подбежал Тим.

– Я помогу.

Толстяк недоверчиво посмотрел на него, но позволил встать рядом и они вместе потащили. Медленно, натужно, но веревка пошла. Еще, еще. И вот, черная от земли показалась голова Кастета.

Возвращение к жизни было страшным и громким. Только глаза Кастета увидели солнечный свет, как раздался нечеловеческий вопль. Такого Тим не слышал ни разу в своей жизни – ни до, ни после. Крик разнесся по лесу, долетев до самых дальних закоулков. В небо взмыли птицы, звери попрятались в норы, а те, у кого не было нор припали к земле и не шевелились. Грудь Кастета вздымалась от жадных вдохов. Он разрывал на себе ремни, будто они душили его и без них легче дышать.