— Ступайте, сопровождаемые верными слугами, туда, где охранит вас благословение любви! Победительная отвага, любовное свершение соединит вас в верности друг другу, и вы станете счастливейшей парой. Ратники юности, шагайте вперед! Краса юности, вперед! Праздничный хмель да будет оставлен позади, да обретете вы блаженство сердца!

Пока хор пел, Альф и Оливия шли навстречу друг другу.

Альф был одет в белый смокинг, который изменил его до неузнаваемости. Лиз едва узнала его. Это был уже не застенчивый юноша, который предстал перед ней несколько дней назад, а мужчина с благородной мужественной внешностью и решительным взглядом сияющих от счастья глаз. Но, кроме любви, в них еще была мудрость. И какая-то отрешенность. В чертах его лица было много от Фергюса. Но много и своего. Словно художник переписал картину, убрав с холста все, что было, с его точки зрения, несовершенным. И получился щедевр.

Лиз перевела взгляд на внучку. Оливии очень шло голубое атласное платье ее бабушки, состоявшее из сотканного из шёлкового тюля кружевного лифа и юбки. В молодости Лиз была рьяной патриоткой, и на лиф платья были нанесены английские розы, шотландский чертополох, уэльские нарциссы и ирландский клевер. Эти кружевные аппликации являлись символами четырёх провинций Соединённого Королевства. Лицо невесты закрывала тончайшая вуаль, которая удерживалась драгоценной тиарой, изготовленной более тысячи лет назад. В руках Оливия держала свадебный букет из мирта, ландышей, гвоздик и гиацинтов.

Если Альф выглядел зрелым мужчиной, то Оливия — воплощением юности, грации и красоты. Лиз сочла, что они были идеальной парой. И заплакала от счастья. На какой-то миг ей вдруг показалось, что это не ее внучка и внук эльфа идут навстречу друг другу, а она сама и Фергюс, удивительным образом помолодевшие на полвека. Но она смахнула слезы, застилавшие ее глаза, и видение исчезло…

Хор смолк, когда Оливия и Альф сошлись в центре каминного зала. Почти сразу зазвучал голос архиепископа Кентерберийского. В своей проповеди, которая на этот раз была очень краткой, он говорил о самоотверженности и о том, что вступающие в брак молодые люди должны стремиться изменять друг друга любовью. Закончил он молитвой, написанной Оливией и Альфом.

— Господь, мы благодарим тебя за любовь, которую мы разделяем, и за радость нашего супружества…

Голос архиепископа, словно многократно возросший, торжественно звучал под сводами каминного зала.

— За повседневными заботами не давай нам отвести взгляд от того, что истинно и важно в жизни…

Лиз и все слуги плакали. Даже Фергюс чувствовал непривычное волнение.

— Теперь мы стали сильнее. Помоги нам служить тем, кто страдает, и утешать их…

Едва архиепископ замолчал, снова запел хор. На этот раз он исполнил псалом, в котором Лиз узнала строки из «Послания к Римлянам». Архиепископ Кентерберийский не забыл ее просьбу, которую он воспринял серьезно, приняв за чистую монету. Подумав об этом, Лиз покраснела. Она смутилась бы намного больше, если бы увидела, как лукаво блеснули глаза Фергюса, прочитавшего ее мысли.

Когда смолк хор, архиепископ Кентерберийский обвел грозным взглядом всех, кто присутствовал на церемонии и, повысив голос, спросил:

— Известна ли кому-либо причина, по которой брак этих двух молодых людей не может состояться? Скажите об этом сейчас или замолчите навечно!

Ответом ему был только треск поленьев в камине.

Архиепископ Кентерберийский соединил правые руки Оливии и Альфа и покрыл их епитрахилью. Сверху он опустил свою ладонь. Это было символом того, что муж получает жену от самой Церкви, соединяющей их навеки во Христе.

— Оливия и Альфред, я объявляю вас мужем и женой!

Лиз зарыдала навзрыд от счастья. Она даже не заметила, что ее рука опустилась со спинки кресла на плечо Фергюса. Эльф едва заметно вздрогнул. Он знал, о чем думает Лиз, но ничем не мог ее утешить. Впрочем, как и убрать ее руку со своего плеча. Свою собственную ослабевшую руку он был уже не способен даже приподнять с колен.

Дворецкий, осознавая собственную значимость, поднес Альфу чеканное серебряное блюдо, на котором лежало золотое кольцо с ярко-зеленым алмазом. Альф взял его и надел на палец Оливии. Алмаз засверкал, отражая пламя, горевшее в камине, и свет ламп, сиявших под сводами.

Фергюс вздрогнул, узнав кольцо. Он вопросительно взглянул на Лиз, она молча кивнула в ответ. Что-то, похожее на слезинку, блеснуло в уголке глаз эльфа. Это было редкое и последнее в его жизни проявление эмоций.

— Благодарю тебя, Лиз, — почти беззвучно сказал он.

Однако Лиз его услышала. И благодарно улыбнулась сквозь слезы.

— Vale et me ama, — также едва слышно произнесла она. — Будь здоров и люби меня.

Но Фергюс не расслышал ее слов. В этот момент снова громогласно грянул хор, и Оливия под руку с Альфом покинули каминный зал.

— Hoc erat in votis, — сказал Фергюс. — Это было предметом моих желаний. Теперь я могу спокойно умереть.

Быть может, он произнес это не вслух, а мысленно. Потому что Лиз ничего не сказала в ответ. Она склонилась над эльфом и спросила:

— Ты устал, Фергюс?

— Я очень устал, Лиз, — ответил он. — Смертельно устал.

— Приказать слугам перенести тебя в спальню?

— Это было бы очень хорошо.

Лиз сделала знак, и к ним подошли слуги. Они подхватили кресло с Фергюсом, подняли его и понесли. Глаза Фергюса закрылись. Он потерял сознание. Лиз шла рядом, не замечая этого. Она внимательно следила за тем, чтобы слуги были осторожны.

Когда слуги, уложив Фергюса на кровать ушли, Лиз осталась. Она печально смотрела на эльфа, ожидая, когда он очнется, чтобы дать ему прописанное доктором Джейсоном лекарство. Перед самым рассветом он открыл глаза.

В полумраке спальни, исхудавший и превратившийся почти в свою тень, эльф казался не таким неприступным, как обычно. И она осмелилась спросить:

— О чем ты думаешь, Фергюс?

— О многом, Лиз, — чуть помедлив, ответил он. — Но давай поговорим об этом завтра.

— Ты обещаешь?

— Да, — прозвучало почти неслышно в ответ, как будто прошелестел легкий ветерок из приоткрытого окна.

Но Лиз знала, что Фергюс всегда выполняет свои обещания. И она ушла успокоенная.

Фергюс проводил ее взглядом, в котором читалось облегчение. Последние минуты своей жизни он хотел провести не с ней.

Перед его мысленным взором стояла Арлайн.

Или она была не выдумкой его умирающего мозга, а тенью влетела через приоткрытое окно, в которое доносились плеск реки и шум сада? Фергюс уже не мог этого понять.

— Здравствуй, Арлайн, — радостно сказал он. — Ты пришла за мной?

— Я обещала быть твоей, — ответила она. — Я выполняю свое обещание.

— Как долго я ждал этого!

— Всего