очередь за лопатами, он взялся за рукоять при первой же возможности, перехватив ее у стоявшего впереди конкурента. Несмотря на довольно почетный возраст (по моим расчетам, ему было чуть за пятьдесят), Заур принялся за работу бодрее остальных (хотя, казалось бы, куда уж). С момента его появления обстановка слегка омрачилась (хотя куда уж?). Люд позади начал, перешептываясь, кивать в сторону знакомого всем персонажа, находившегося не в самом лучшем состоянии духа и тела. Не думаю, что он был пьян, но здорово точно не выглядел. Раскрасневшееся лицо, мешки под глазами, дающие фору моим, неухоженные волнистые, местами с проступающей сединой волосы вылезали из-под коричневой ношеной кепки. Неряшливая борода делала его похожим скорее на бомжа, чем на еще недавно грозу горного Дагестана. Даже с учетом того, что собрались мы похоронить знакомого нам всем человека, взгляды, направленные на Заура, были сверхнеодобрительными и стали озлобленными, когда к его лопате протянулась чья-то рука, но Заур оставил ее без внимания и продолжил работу еще более рьяно. Все пытались делать вид, что не замечают происходящего, но каждый понимал…

На плечо Заура опустилась рука имама, и после непродолжительного мысленного сопротивления он начал замедляться и наконец остановился, тяжело дыша. Имам взял его за руку и плавно вывел из толпы. Следующие пару минут они что-то спокойно обсуждали, точнее говорил имам, а Заур слушал, виновато опустив голову, и, когда они вернулись, могила была уже закопана. Заур оказался в толпе напротив меня.

– Гьа, хьанчи г|елин кхола [Ну, кажется, хватит], – спокойно объявил имам, и лопаты синхронно остановились.

Имам поднял руки в молитве, остальные последовали его примеру. Я сделал так же, понятия не имея, что надо читать. За эти несколько минут я пытался как можно более искренно пожелать Каримдину всего, что приходило мне в голову. Особенно искренне я пожелал ему оказаться в раю, если в его жизни не было ужасных проступков, потому что, как мне казалось, некоторые проступки не могут быть прощены. Глаза мои предательски периодически стреляли в сторону Заура, но за все время молитвы он на меня так и не взглянул. В завершение имам сказал пару слов о том, каким хорошим человеком был упокоившийся, что мы, продолжающие оставаться на этом свете, можем взять себе в жизненные правила некоторые из его принципов – честность, совестливость и стремление помочь каждому брату и сестре – и объявил окончание. Народ начал расходиться. Заур ушел одним из первых, а я продолжал стоять, размышляя о своем. Когда у свежей могилы осталось человек пять, я понял, что мы стоим у знакомого мне места. Несколько лет назад немногим выше был захоронен Гасан, чьей эксгумации я по своей тупости требовал, после того как пришел в себя в больнице.

Пытаясь не вызывать подозрений, я стал якобы обходить могилу и поднялся чуть выше, чтобы найти еще одно знакомое имя, и нашел. На две могилы ниже сына покоился Муртуз, и еще через две мы только что похоронили Каримдина.

Заметив первые косые взгляды в мою сторону, я решил, что и мне пора уходить. И не только с кладбища, но и из села. Пока не случилось чего-нибудь необычного, из-за чего я опять суну нос не в свои дела. Хотя, если так судить, во время второго моего приезда дела были вполне мои, а не чужие. И сейчас тоже оставались моими, ведь я все еще был в «яхь-списке». Это название придумали сотрудники ФСБ, взявшие дело об убийстве Ахмада и его сына в свои руки. Весь следующий год они довольно активно вели расследование, постоянно вызывали меня на допросы. Через год их активность снизилась, а на третий год они пригласили меня подписать документы – что-то об отсутствии претензий с моей стороны. Я подписал не глядя, потому что был рад тому, что реальный мир перестанет возвращать меня в эти события. Мне вполне хватало кошмаров.

Итог расследования: в долгий ящик. Ни по одному из семерых подозреваемых ничего не подтвердилось. Нашли даже тех двоих охотников. Оба они были тем летом в селе проездом. Пытались найти и дальнобойщика, но вернуть человека в уголовное дело можно, а вот к жизни – нет. Не получилось.

Начали копать под меня, устроив мне несколько неприятных разговоров, и, вишенкой на торте, дошли до Заура. Там вскрылись многие его рабочие грехи, знакомство с каждым погибшим в той истории, к этому добавилась всеобщая ненависть со стороны сельчан… Умудрились даже выдвинуть теорию, будто он сам совершил нападение на себя. Пырнул себя гребаным тесаком в живот, почти раздвоив печень. Подключились СМИ и, естественно, смешали Заура с грязью. Все те, кто вчера прикидывались его друзьями, ну или по крайней мере товарищами, пытались всячески показать, что имели с ним лишь рабочие контакты, «но и тогда замечали за ним что-то темное», как выразился один из его начальников. Когда-то Заур сказал мне, что и его могут сделать крайним во всей этой заварушке, но это вряд ли подействует нужным образом, так как фигура он мелковатая, просто исполнитель. Однако то было в 2014-м, а в 2019-м социальные сети научились из маленьких фигур делать большие, умело придавая информационной волне импульс через паблики. Там же появились блогеры-хайпожоры, все как по накатанной, и буквально в течение нескольких дней фото Заура замелькало на экранах смартфонов всей республики, а сам он стал врагом народа. В его грязных делах сразу нашлись многочисленные превышения полномочий, еще что-то, связанное с агрессией, несколько чиновников обвинили его в запугивании, один даже предоставил аудиозапись, и ко всему этому добавилось обвинение в изнасиловании (недоказанное). Заура спасли его заслуги времен второй чеченской и видеозапись, всплывшая спустя четыре месяца после нападения: некто в черном капюшоне, хромая, скрывается среди гаражей в сотне метров от места нападения. В руках у него поблескивает что-то металлическое.

Коротенький десятисекундный ролик спас Заура от тюрьмы, и не потому, что он был оправдан, а потому, что на волне ненависти простого люда к его непопулярной персоне ролик набрал в соцсетях более трех миллионов просмотров. Еще несколько страшных фотографий из больницы, и дело было сделано. Удар был с горем пополам отбит. Несмотря на все его проступки, такого мученика нельзя было сажать в тюрьму. Как шутили некоторые подонки в соцсетях, ИСКУПЛЕНО!

Заура лишили всех наград, а их у него оказалось немало. Дело его быстро закрылось. Семья развалилась. И вот мы имеем то, что имеем: все