понимает, в такую погоду держать ребёнка без свежего воздуха нельзя. И Женя распрощалась и побежала домой.

Эркина ещё не было. Женя пообедала с Алисой и отправила её гулять. И началась обычная вечерняя круговерть, никогда не мешавшая ей думать о своём. Нет, вроде, Эркина там не было. Но от кого-то эти негры спасались. И если они побежали прятаться в парк, значит… значит, действительно в парке может быть опасно. Ведь Рози по сути сказала то же, что тогда Рассел: «У них есть все основания для мести белым». А месть всегда неразборчива. И если вспомнить Хэмфри, его циничные рассуждения о рабах… Хотя, о ком он не говорил цинично? Странно, но она что-то стала его вспоминать, вернее не его самого, а все эти рассуждения. Что людьми движет жажда наслаждений и денег на эти наслаждения. И самое большое наслаждение – это власть. Власть над человеком. И если бы Хэмфри убили его собственные рабы, это было бы не только логично, но и справедливо. Красавец Хэмфри. Ему нужно было наслаждение, и больше всего он наслаждался насилием. Сейчас она это понимает. Неопытная провинциалка как бы ни была покорна, всё равно даст иллюзию сопротивления. Он и не скрывал этого…

…Утреннее солнце бьёт в широкое окно. Хэмфри полулежит на огромной квадратной кровати и смотрит, как она одевается. Его пристальный и… какой-то насмешливый взгляд смущает её.

– Отвернись.

– Зачем? – хохочет Хэмфри. – Джен, это доставляет мне удовольствие. Где ты откопала эту допотопную рухлядь? В сундуке прабабушки?

Она молча отворачивается, застёгивая самодельный лифчик.

– У меня нет денег на бельё от Монро.

Нет, она произнесла это про себя. Сказать так вслух – это попросить у него. И вслух она говорит другое.

– Я люблю шить.

– Глупости, Джен, – отметает он её слова, как нечто не стоящее даже возражений. – У Монро неплохой выбор. Почему бы тебе не купить себе пару комплектов.

– Мне нравится носить то, что я пошила сама.

Аргумент слабый, но другого у неё нет.

– Глупости, – повторяет Хэмфри и с наслаждением потягивается. – Женщина в дорогом белье соблазнительна. И тебе, моя дорогая, никогда не сшить так, как надо.

Она молчит. Её молчание, как и попытки спорить, только забавляют его.

– Ты прелесть, Джен. Твои надутые губки, – он искренне, но от того не менее обидно, хохочет, – волнуют. С тобой поистине не ложе наслаждений, а поле боя.

Она быстро заплетает и укладывает волосы в узел на затылке.

– А ты не боишься, что в один прекрасный день окажешься проигравшим в этом бою?

– Кто знает, – пожимает он плечами, – но не тебе, детка, победить.

Она накидывает жакетик, берёт сумочку.

– Джен, – окликает он её уже в дверях. – Завтра в шесть в баре «Плазы». До встречи, любимая, – и оглушительно хохочет ей вслед…

…Женя вывернула платье Алисы и осмотрела швы. Нужно немного выпустить. А так оно ещё совсем крепкое. Темнеет уже. Где же Эркин? Не дай бог, если что. Да, за Хэмфри ей в голову не приходило беспокоиться. Хэмфри победитель. И был прав: проиграла она…

…Она пришла к нему. Как он сказал к семи вечера. Портье предупреждён. И в самом деле, когда она подошла к стойке, портье, ни о чём не спрашивая, подал ей ключ и показал дорогу к лифту. Хэмфри ещё не было. На столе как всегда его любимое вино, фрукты, шоколадные конфеты для неё. И записка: «Дорогая, постараюсь не задерживаться, а ты постарайся не скучать». Последнее время Хэмфри часто задерживался, опаздывал, а то и отменял свидания. Всезнающие девчонки объясняли, что так он готовит разрыв. И, скорее всего, передаст её своему приятелю Патрику. Тот уже начал ухаживать за ней. Видимо, Хэмфри хочет разыграть сцену ревности. Ухаживания Патрика ей глубоко безразличны. Как и девчонки с их путешествиями по богатым спальням под лозунгом: «Конечно, он не женится, но зато какие подарки!». А подарков, кстати, и не было, одни неопределённые обещания. А она заканчивает колледж, получает диплом и уезжает отсюда. Странная пустота внутри. Ей даже не хочется никому мстить.

– Завидная точность, Джен. Ты давно ждёшь?

Она с усилием отрывается от окна и оборачивается к нему.

– Ты просил прийти к семи.

– Я не прошу, детка, я приглашаю.

Он с небрежной умелой ловкостью откупоривает вино, наливает себе и ей.

– Я видел Патрика. Он без ума от тебя.

– Вот как? Передай ему, что я тронута.

Хэмфри приподнимает брови.

– Ты не хочешь сказать ему это лично?

– У меня много своих проблем, Хэмфри. Проблемы Патрика меня не волнуют. Я хотела поговорить с тобой, Хэмфри.

Он, смакуя, пьёт и между глотками благодушно отвечает.

– Сейчас ляжем и поговорим, моя прелесть.

– Я не собираюсь ложиться.

Он внимательно смотрит на неё.

– И зачем же ты тогда пришла?

– Я хотела тебе сказать, что была у врача. Я беременна, Хэмфри.

– Детка, это не проблема. Решается элементарно.

– Ты имеешь в виду аборт?

Его лицо становится заинтересованным.

– Ого, маленькая провинциалка может об этом говорить? Не ждал, Джен. Тебя шокирует упоминание об оргазме, но не об аборте. Интересно!

– Я могу о нём говорить, потому что не собираюсь его делать.

Он медленно ставит бокал на стол, его лицо становится жёстким.

– Твой ребёнок это твоя проблема, крошка.

Она спокойно кивает.

– Я знаю.

– Патрик будет огорчён.

– Проблемы Патрика меня не волнуют, я же сказала, – она смотрит ему в глаза, такие голубые и холодные, и спокойно говорит. – И твои тоже. Хотя… хотя одну из них я могла бы решить.

– Вот как? И какую?

Она сама не понимает, почему она так спокойна. Она всегда легко плакала и смеялась, её даже дразнили «слепым дождиком», когда сразу и дождь, и солнце, а сейчас… Она не сдерживает слёз, их нет, не пересиливает себя. Она даже не хочет уколоть его, сделать ему больно, нет. Просто, это надо сделать. Так будет лучше.

– Вот, – она достаёт из сумочки и выкладывает на стол колечко с блестящим, под бриллиантик, камушком, цепочку с подвеской-сердечком, нетронутый флакончик духов. – Вот, это твоё. Возьми. Сможешь использовать ещё раз.

Он зло улыбается.

– Почему бы тебе, детка, не вернуть и стоимость номера и угощения. И вина. И билетов в Варьете.

– Номер был нужен тебе, и от остального ты получал больше удовольствия, чем я, – пожимает она плечами.

– Я бы не советовал тебе, детка, ссориться со мной. Я не скуп, и эту дешёвку ты можешь забрать.

Она улыбается.

– А зачем мне дешёвка, Хэмфри?

– Потому что ты сама дешёвка. И шантаж твой глуп, детка. Не