– Да, спасибо. Кофе у вас замечательный. Но чуть позже, еслиможно. Вы простите меня за очередной нескромный вопрос. Скажите, НадеждаСеменовна, была рядом с Никитой в последнее время какая-нибудь женщина? Я имеюв виду серьезные отношения.

– Женщина была. Но это несерьезно.

– Вы знаете ее имя?

– Имя знаю. Татьяна ее зовут. А как фамилия – не спрашивала.И не видела ни разу. Вроде бы она журналистка. Из первых, которые брали у негоинтервью. Но точно сказать не могу.

– А почему вы думаете, что это несерьезно?

– Он нас не знакомил, – мрачно сообщила Надежда Семеновна,видимо, считая, что это доказывает совершенную несерьезность отношений сжурналисткой по имени Татьяна, – и вообще у него вряд ли могло случиться вличной жизни что-нибудь значительное. Ожегся однажды, и навсегда.

– Ну а как же женитьба? Он ведь прожил с Галиной четырегода.

– Не прожил, – Надежда Семеновна поджала губы, – это нежизнь была. Так, взаимный компромисс, ради Машеньки.

– Почему же так мрачно, Надежда Семеновна? – улыбнулсякапитан.

– Потому что ожегся он. Я же сказала, – произнесла старушкас легким вызовом. – С самого начала не повезло. Еще в юности. Так и тащит засобой этот хвост через всю жизнь. Была у него первая любовь, с шестнадцати лет.Она же и последняя. Вышла замуж за приятеля его, за полное ничтожество… Ладно,все, увольте, не буду я об этом говорить. С убийством это никак не связано.Никоим образом.

Надежда Семеновна неловко, преувеличенно засуетилась, убираячашку и кофейник со стола, стряхнула невидимые крошки с вышитой скатерти, взялатурку и чашку, быстро засеменила на кухню.

– Значит, вы совсем не верите в несчастный случай? –задумчиво произнес капитан ей в спину. Старушка замерла на пороге и резкоразвернулась. Капитан заметил, что бледные морщинистые щеки вспыхнули. НадеждаСеменовна покраснела, как девочка.

– Верю, не верю – какая разница? Я старый человек, и то, чтоя говорю, надо надвое делить. Память плохая, да и фантазии всякие бывают. Ялучше воздержусь, не буду вам голову морочить.

– Разве вы не хотите помочь мне найти убийцу?

– Хочу. Очень хочу. Но боюсь, только помешаю, запутаю вассвоей старческой болтовней, – она замолчала, но не спешила уходить на кухню,замешкалась на пороге, словно хотела и не решалась сказать что-то еще. Леонтьевмолча терпеливо ждал, вдруг все-таки скажет, и не задавал больше вопросов.

Тишину разорвал оглушительный телефонный звонок, и капитанзаметил, как сильно вздрогнули у старушки руки.

– Простите, – пробормотала она и, меленько перебирая ногамив байковых тапочках, поспешила на кухню, где стоял телефон.

– Ника? – услышал капитан ее громкий удивленный голос. –Здравствуй. Спасибо, слава Богу, здорова… Нет, почему? Я знала, что тыпозвонишь. И не сомневалась, что ты уже в Москве… Да, родители прилетелисегодня утром… Что ты говоришь? Как кремировали? – старушка вскрикнула,послышался грохот, и капитан бросился на кухню. Там всего лишь опрокинуласьтабуретка. Надежда Семеновна стояла у стола с телефонной трубкой в руке и,увидев капитана, кивнула ему, мол, все нормально, не беспокойтесь. Леонтьевподнял табуретку и вернулся в комнату.

– Ну что ж, Ника, заходи, когда тебе удобно, – услышал онуже вполне спокойный голос из кухни. – Завтра утром? Нет, в десять рано. Давайк половине одиннадцатого. Устраивает тебя? Ну ладно. Будь здорова.

Она положила трубку и проворчала:

– Легка на помине.

Потом было слышно, как она возится с кофе. Через пять минутНадежда Семеновна принесла дымящуюся турку и чистую чашку.

– Я бы поставила вам кассеты, но, честно говоря, усталанемного. Вы дочитывайте, не спешите. А кассеты в следующий раз. Не возражаете?

Капитан не возражал. Он допил кофе, дочитал очередноеинтервью и все ждал, что она спросит про кремацию, но она ни словом необмолвилась.

Выйдя из подъезда, он уже знал, что непременно вернется сюдазавтра, к половине одиннадцатого утра. Ему вдруг захотелось посмотреть наженщину по имени Ника. Он почти не сомневался, что у женщины этой большиесветло-карие глаза, длинные русые волосы, густые черные ресницы и брови, чтоона худенькая, легкая, с тонкой шеей и гордо поднятой головой.

Ольга Всеволодовна Ракитина, как заведенный автомат,распаковывала чемоданы, развешивала вещи в шкафу. Она полгода не была дома ипыталась думать только о том, что делала сейчас, в данную минуту.

Юрин костюм надо прогладить, он помялся в чемодане. На кухнеопять завелись муравьи. Вот ведь пакость какая, то тараканы, то мухи-дрозофилы,а теперь муравьи. Надо купить ловушки. У Никиты нет ни одной приличной рубашки.Его замшевые ботинки надо отнести в мастерскую, чтобы сделали набойки.

Хорошо, что она не видела сына мертвым. Очень хорошо, потомучто в жизни бывает всякое. Во время войны ее маме пришла на отца похоронка, а впятьдесят четвертом он вернулся. Оказалось, что попал в окружение, потом вплен, а в сорок пятом освобожденных из Маутхаузена военнопленных в телячьемвагоне прямиком повезли в лагерь, под Магадан.

Ольга Всеволодовна протерла тряпкой письменный стол сына, изпластмассовой банки вытянула специальную спиртовую антистатическую салфетку,чтобы протереть экран и клавиатуру компьютера, и вдруг рука ее замерла, зрачкирасширились.

– Юра! Подойди, пожалуйста, сюда! – крикнула она так громко,что Юрий Петрович, занятый уборкой кухни, вздрогнул и уронил швабру.

– Смотри, что это за пятна? – она склонилась к клавиатуре,осторожно взяла в руку белую компьютерную мышь.

Пятна были сухие, темно-бурые.

– Такие же есть на раковине в ванной, – задумчиво произнесЮрий Петрович, – и еще, вырезан кусок линолеума под буфетом. Буфет двигали.Щель осталась совсем небольшая, то есть отодвинули, а потом каким-то образомподтянули назад, к стене. Я заглянул в Щель. Дверь черного хода откупорена.Там, за буфетом, валяются гвозди и пассатижи. И еще, под лавкой я нашел большойпакет из супермаркета. Блок сигарет пачка кофе, сахар, вакуумные упаковкиветчины и сыра. Еще зубная паста, набор одноразовых лезвий, мыло. Там сохранилсячек. Все это было куплено пятого мая, в два часа ночи. В два часа пятнадцатьминут. То есть десять дней назад. Странное ощущение. В доме идеальный порядок,словно Никита устроил совсем недавно генеральную уборку. Но при этом пакет спродуктами так и остался валяться на полу под лавкой.

– Никита? Генеральную уборку? – нервно усмехнулась ОльгаВсеволодовна.