– Если это принесет доход стране, почему бы нет? – зевая, спросил Фафик.

– Конечно, там центр пыток в Туол Сленге такие бабки на туристах делает! – вспомнила Асоль.

– А как насчет неуважения к тысячам замученных в концлагерях и на принудительных работах? – удивилась Джулька.

Елена молчала как набравшая в рот воды. Ее участие в дискуссии в очередной раз подчеркивало нелепость присутствия Никиты, не способного поддержать болтовню. И после накладки с Асоль на лице у него было написано детское: «Я хочу домой, потому что здесь никто со мной не играет…»

Под утро вышли из клуба, обдаренные и обцелованные. В гардеробе дали огромные пакеты с собачьим кормом.

– Намучилась ты со мной, – скривился Никита, слегка протрезвев и садясь за руль. – Переделывать дорого, а выбросить жалко…

– С чего ты взял? – фальшиво улыбнулась Елена.

– Ты, правда, считаешь меня бревном? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.

– Ну, что ты говоришь… Просто ты еще не наглотался этих социальных фрагментов и не щебечешь на их языке…

– Нет, ну эта мне особенно понравилась, сука Асоль! Пришла, положила грудь на стол и даже не посмотрела: муж, не муж…

– Акула бизнеса высокого полета. Ей некогда людей в лицо запоминать.

– Лен, как говорил Карлсон: «Я же лучше собаки…»

– Лучше!

– Тогда поехали цветы покупать.

– Какие цветы ночью в декабре? У тебя же нет денег!

– Плохо ты меня знаешь, если думаешь, что если я собрался заниматься сексом на цветах с любимой женщиной, то я не сделаю этого ночью в декабре…

– Надеюсь, это будут не розы с шипами? – взмолилась Елена.

Цветы действительно были куплены. Стоили они целое состояние. Но… Остапа несло… Он вывалил все букеты на Еленину постель, добавил в организм виски, зажег свечу, и началось… И зимние, почти пластмассовые цветы истошно запахли от соприкосновения с телами. И показалось, что действие происходит где-то в джунглях, куда они попали не по своей воле и вряд ли теперь выберутся когда-нибудь в безопасное место.

Елену всегда изумляло, что, прочитав тонны книг, написав килограммы статей и позиционируя себя жесткой интеллектуалкой, она наиболее органично ощущала себя все-таки в постели… где можно было думать и слышать всем телом. И как стереотипы ни пытались с юности ограничить эту ее свободу: что она то слишком молодая, то слишком замужняя, то слишком старая, то слишком занятая… эта свобода практически не поддавалась коррозии, словно была впечатана в нее при рождении.

И каких бы социальных успехов она ни добивалась, как бы ни ценила себя в качестве матери, жены и подруги, только в постели понимала, ради чего пришла на этот свет… и вот сейчас, на голландских цветах, купленных Никитой на последние деньги, она словно заново рождалась, словно выползала из обломков прошлого брака, заряжалась как солнечная батарея… но, изнемогая от наслаждения и нежности к Никите, все равно отчетливо понимала, что это только секс. Великолепный, щедрый и праздничный, но, как ни вставай на цыпочки, как ни тянись и пыжься, он все равно не конвертируется в любовь… и фиг его знает почему…

И вдруг вспомнила про триста долларов, заплаченных за вечер. И захохотала про себя… Столько кайфа всего за триста долларов…

* * *

…Проснулась часов в двенадцать. Голова покруживалась. Почувствовала себя начинкой сложносочиненного пирога: на простыне слоем лежали цветы, на них Елена, сверху слоями два одеяла. Никиты не было, она только помнила, как, уходя, сказал:

– Собачий корм я точно не возьму! Ну ладно, пьяный, ну ладно, под утро, ну ладно, в чужом оргазме… Но вот с собачьим кормом – это уже перебор!

С неохотой побрела в ванную, налила ванну горячей водой и рухнула туда с чашкой кофе.

На дворе стояло двадцать пятое, вспомнилось приглашение к Джейн. Но нет, хотелось передышки от Никиты… Если не снизить эмоциональный уровень, у него дома опять начнутся разборки, он ведь беззащитен против нормального секса, он его никогда не ел в таких количествах. Ел только жену и случайных девчонок. Так что разницу между сексом и любовью ему не объяснишь…

Елена разомлела в горячей воде, с маской на лице, когда в дверь засунулась радостная Лидина физиономия.

– Привет! Я уже почти совсем выздоровела! А чё тут у тебя было? Оргия? Ложе известной журналистки было поутру все в цветах и использованных презервативах? Общественность недоумевала, какой пример она подает юной дочери! – верещала Лида.

– Как твое горло? – строго спросила Елена, понимая всю комичность своего вида с зеленой маской «Грин Мамы» на физиономии.

– Пила таблетки, полоскала водкой, сжевала две тонны жвачки! Иду на поправку!

– Лид, ты считаешь, что ты правильно себя ведешь?

– Ты на себя посмотри! – захохотала дочка. – Нет, ну на цветах… На улице мороз, метель… У тебя новый поклонник миллионер или сторож в Ботаническом саду? Нет, ну наше поколение сильно отстает в фантазии. Нам выше пустых бутылок и полных зачеток подняться пока не удалось…

– Ничего, догоните!

– Омлет будешь?

– Нет… вчера переела собачьего корма и перепила собачьих напитков…

– Смотрю, и с собой захватила… Давай я соседям отдам, у них три собаки вечно жрать хотят!

– Отдай.

Через несколько минут Лида с воплем влетела в ванную:

– Мать, смотри!

Она вертела в руках замечательный набор мельхиоровых кофейных чашечек, связанных атласной лентой.

– И в другом такой же!

– В чем другом? – не поняла Елена.

– Ну, я пакет в руки взяла, чувствую, что-то не то! Смотри, там пенопластовые пластинки в форме собачьего корма, а в них закопан сервиз. И во втором такой же! Можно, я второй присвою и к Вадику унесу?

– Можно… Богатые тоже шутят! Глупость какая, кто же может понять, что там не корм, – машинально сказала Елена.

– Собака разъяснит…

…На работе появилась с большим опозданием, мороз на улице хоть немного собрал мозги в кучку. Газетный народ разгуливал в рождественском настроении, не стесняя себя в приеме напитков.

– Ой, что с вами случилось? – столкнулась Олечка с ней в коридоре. – От вас сияние идет!

– Легкий перепой! – отшутилась Елена.

– Вы представляете, главный хотел Зимина послать на Балтику, ну, там какой-то «Зеленый мир» недоволен, что чего-то там радиоактивное переплавляют, так у Зимина вчера ночью лобовое столкновение, и его «ауди» восстановлению не подлежит…

– А сам Зимин? – спросила Елена на автомате, казалось, что все это из другой жизни.

– Да весь в отчаянье, она ж была не застрахованная!

– Цел, жив?