А хозяйка леса взяла в руки лук, перебросила через плечо колчан и перепоясалась коротким мечом, а затем вывела Артура из пещеры, и покинули они долину, и оказались в чаще, и поднялись на поросший дубами косогор; так шли они вдвоём по лесной стране.

Пока шли они, сказала Артуру Абундия: «Вот теперь пора тебе разговориться, чтобы путь показался короче, и поведать свою историю, хотя бы и отчасти. Но сначала должна я тебе признаться, ибо, может статься, сам ты этого не помнишь, настолько ты был безумен, что вчера нашли мы тебя в лощине вон там, и играл ты на струнах воистину сладко, но во всём остальном поступал скорее зверю под стать, нежели человеку, засим подивились мы и пожалели тебя».

Артур свёл брови, словно пытаясь припомнить нечто, от него ускользающее, а затем сказал: «Ты всё говоришь «мы» да «мы», а кто же вторая?» Отвечала Абундия: «Со мною была дорогая подруга». Вопросил юноша: «И она меня тоже пожалела?» «Да, – отозвалась хозяйка леса, – иначе не была бы она мне подругой». – «О, так пойдём же быстрее, – воскликнул Артур, – ибо время не ждёт!» И они ускорили шаг и подкрепились по пути наспех.

И вот снова заговорила хозяйка леса: «С тебя причитается рассказ, о прекрасный сэр, однако же я сокращу его малость, сообщив, что знаю я твоё имя, о Артур Чёрный Оруженосец из Замка Обета!» Юноша вздрогнул при этих словах и молвил: «Откуда тебе сие ведомо? И как догадалась ты – ты, что прежде меня не видела?» – «Мне подруга сказала, – отвечала Абундия, – но это долгая история. Лучше ты мне поведай, как сложилась твоя судьба после того, как узнал ты, возвратившись домой с осады Красной Крепости, что милая твоя замок покинула».

Артур изумлённо воззрился на спутницу и молвил: «Что же это за чудо? Или в самом деле знаешь ты мою возлюбленную? Или колдунья ты и постигаешь мои тайны при помощи чар?» Отвечала хозяйка леса: «Я, может статься, могуществом превзойду любую колдунью, однако не задумывайся об этом, ибо сегодня я тебе друг, но расскажи мне то, о чём спрашиваю, дабы узнала я про тебя всё; так путь короче покажется». Отвечал Артур: «А кто, как не я, жаждет сократить его по возможности? Засим не станем же медлить и поспешим вперёд, а я поведу рассказ».

И заторопились они вперёд, и молвил Артур: «Как я жил? Словно оглушённый, матушка, и не знал, что же произошло на самом деле; а вокруг меня судили да рядили, что, дескать, в этом она поступила дурно, а в том правильно, и я едва с ума не сошёл от подобных разговоров. Засим поспешил я назад в Красную Крепость, и стал полководцем Гринфорда, и возглавил охоту за уцелевшими разбойниками; ибо сказал я себе, что ежели нужно мне выместить на ком-то ярость и гнев, так уж лучше на недругах, чем на друзьях. А что потом? Это дело тоже закончилось, и хотя не всех злодеев перебили мы, но из окрестностей Гринфорда их выдворили; и вскорости, стоило лиходеям заслышать моё имя, как бежали они без оглядки. В ту пору каждый новый день походил для меня на предыдущий, и мысль о надежде моей и моём отчаянии изгрызла мне сердце, и никому-то я не был нужен. И вот случилось так, что, в пылу сражений и погонь, оттеснил я банды Красной Крепости в северо-западные пределы лесной страны; и приметил, что даже они, эти закоренелые злодеи, как бы лихо им не приходилось, поначалу старались держаться от леса подальше, хотя под конец забились в самые чащи, уж и не знаю, заключив союз с тамошними дьяволами или нет. И похитили они деревенских женщин, и те родили им детей, и похоже на то, что ныне множится злобный сей род. И ещё приметил я, что Эвилшо всем внушает необоримый страх, и, стало быть, маловероятно, что станут мне там досаждать и нарушать моё уединение. А к тому времени три года минуло с тех пор, как отвергла меня в Замке Обета та, что меня любила, и понадобилось ей, видите ли, принести в жертву демону безрассудства и себя саму, и меня тоже. И думалось мне, что ежели стану я искать её, то вряд ли найду; и, более того, даже если найду, она обойдётся со мною столь же сурово, как и в прошлом, когда меня покинула. Что до меня, я сделался угрюм и вспыльчив, и не о чем мне было говорить с людьми, даже если бы нашёлся такой отважный, что обратился бы ко мне. Засим уехал я из Красной Крепости, как некогда из Замка Обета, и дал понять, что намерен принять сан, и запретил всем за мною следовать. Да, собственно, никому это и в голову не пришло. Сперва обосновался я на опушке леса и сложил там себе хижину, грубую и необтёсанную. Редко кто забредал туда, однако бывали гости: углежоги и охотники с окраин леса и тому подобные. И почитали они меня святым человеком, а я-то был всего-навсего озлоблен. И отчасти опасались они меня, потому как на охоте, гоняясь за добычей, я использовал всю свою силу, помноженную на мудрость рыцарского сословия, коя была им внове. Был в числе их один человек, от природы одарённый тягою к искусству менестреля; этот прибился ко мне, пока мы не сдружились, и утешал он меня своими рассказами и песнями о людях попроще тех, с коими привык я общаться. Но когда прожил я в том месте два года, друг мой умер от недуга, и остался я один, и снова охватила меня тоска, и я уже не знал, что делать, Засим углубился я в чащу леса, прихватив с собою арфу, что подарил мне друг перед смертью. Было лето, и уходил я всё дальше и дальше и уже не нашёл бы дороги назад, даже если бы и попытался. И, наконец, когда пришла осень, я снова построил себе на прогалине жалкое подобие хижины: рядом протекал ручей, и олени водились в изобилии.

А что случилось потом? Здесь мысли мои путаются, ибо к тому времени уже утратил я облик человеческий. Но вот что известно мне: набрели на меня бандиты из числа тех, за которыми я гонялся. Они не узнали во мне былого врага, но лиходеям сим в радость убивать и мучить любого, кто окажется лёгкой добычей. Однако же в том сражении им пришлось худо, многих зарубил я и многих ранил, но вот одолели они меня, и раздели, и связали мне руки, и принялись пытать меня так, как поступят с ними дьяволы, когда воздастся негодяям по заслугам. Жизнь во мне ещё теплилась, но бандиты сочли меня мёртвым; и, когда ушли они, я уполз с того места и каким-то образом исцелился телом, вот только разум мой с той поры затмился, и мало что помню я из того, что приключилось со мною впоследствии, пока скитался я от места к месту. Одно помню: горько мне было и больно, и ещё сдаётся мне, что являлись мне порою видения; и образы тех, кого знал я в прошлой жизни, дразнили взор мой, когда сидел я и пел или перебирал струны (ибо арфу всегда я носил при себе). И порою сокрушался я и сетовал, и взывал к ним о помощи, они же не могли или не желали помочь мне. А теперь я и не вспомню, сколько лет прожил так в пустыне. Но заклинаю тебя, давай ускорим шаг».

Отвечала хозяйка леса: «Немного же поведал ты мне о своей жизни, Чёрный Оруженосец, но, пожалуй, этого будет довольно. И вижу я, что никак не можешь ты рассказать мне больше, ибо не терпится тебе узнать, что с тобою станется по завершении дня, и все твои помыслы сосредоточены только на этом. Но вот что скажу я тебе: пришёл ты в лес Эвилшо, а ведь в нём, помимо мучивших тебя лиходеев и им подобных, водится немало созданий чудных и странных, в том числе и существа не из рода Адамова, потому не диво, что являлись к тебе видения и образы тех, что ныне далеко от тебя». – «Да, – отвечал Артур, – но одно видение смутило и поразило меня больше, чем все другие вместе взятые, и кажется мне, что видел я его не так давно. Ибо сперва узрел я образ той, к которой стремится душа моя, и рыдала она и причитала надо мною; и тогда показалось мне, что рассудок мой проясняется; и ло! – из чащи появился второй двойник возлюбленной моей, и отчитал меня, и принялся угрожать мне. И, свидетель Господь, был к тому повод! Но скажи мне, матушка, раз называешь ты себя мудрой, что бы это всё значило?»