Парень при виде простого перстенька пренебрежительнофыркнул. Мрак перевел взор на пальцы девушки, где уже сверкали в слабом светелуны два колечка вдвое шире. И камушки там были крупнее. Милена небрежноопустила перстенек в кармашек на боку, пожала плечами:

— Невесте человека, который полжизни проводит в полебогатырском, надо быть предусмотрительной.

Парень посоветовал:

— Да ты одень. Два подарил я, один он, будет три.

Мрак отступил на шаг, горячая тяжесть стала огненной, пеклагрудь изнутри. Тяжелая волна крови ударила в голову. Руки сами метнулись зарукоятью палицы. Ладони затрепетали от счастья, привычно ощутив ее недобруютяжесть. Лунный свет мертво и страшно отразился на шипах. Он представил как содного удара сплющит тело, как во все стороны брызнет кровь, будто со всегомаха ударил по луже, на душе стало легче.

Парень и девушка застыли. Глаза вылезали из орбит, но чтоостановило Мрака в смертельном замахе, так это не страх, а непонимание на ихлицах. И он вдруг усомнился, прав ли. Или так и принято в Куявии?

Руки ослабели. Он отступил на дрожащих ногах, сунул палицу впетлю, вытер мокрый лоб, весь в крупных градинах пота, отвернулся.

— Эк его, — услышал он за спиной дрожащий голос девушки. —Видать, тоже с застав... Порченый.

— Им тяжко, — сказал голос парня. — Потому все злые.

Мрак повернулся, уходил, сгорбившись и волоча ноги. Услышалкак в спину крикнул парень:

— Ежели переночевать или что... заходи в дом, что у колодца!Скажешь, Бенаки прислал.

Но Мрак уже уходил. В голове толклась тоскливая мысль: какпросто было, когда мир спасали! Как просто.

В этом году лето выдалось длинное, осень тянулась итянулась, хотя уже пора выпасть снегу, загулять метелям. Старики вспоминали,что такое случилось восемьдесят лет тому, когда сама природа пожалела бегущихиз плена ратников Буслая Белое Крыло...

Разве что дни стали короче, но великий пир продолжался иночами при свете факелов. Необходимый пир, ибо с воеводами лучше всего вестиречь за обильно уставленным столом, как и со своевольными князьками, вождямиплемен, вожаками вольных дружин, главарями наемных отрядов.

Когда Мрак сел на коня и молча уехал, Светлана поздновечером прибежала к Додону. Тот сидел на постели пьяный как Ховрах, слугираздевали его, а царь капризно лягался, орал, что ему то прищемили волосы, тобольно стригут ногти.

— Дядя, — сказала Светлана просительно. В ее чистых глазахбыли стыд и решимость. — Дядя... Я знаю, ты все равно можешь меня слушать ипонимать.

— У меня голова трещит, — пожаловался Додон.

— У тебя будет трещать завтра, — уличила Светлана, — асейчас ты просто прикидываешься! Дядя, наконец-то в царстве мир, на кордонахнет войн. Давно не было ни засухи, ни наводнений. Почему сейчас не можем простожить счастливо?

— Счастливо, — протянул Додон насмешливо, по глазамплемянницы понял, что выдал себя, нехотя сел на ложе, жестом выгнал всех изпокоев. — Я уже сколько прожил, а еще не знаю, что это. У простолюдинов бываютхоть счастливые дни... в общем-то несчастной жизни, а у царской крови и тогонет. По-твоему, жить счастливо — это выдать тебя за Иваша?

Она выпрямилась. Синие глаза смотрели прямо:

— Да!

Он покачал головой:

— Ты — царская кровь. А мы под прицелом тысяч глаз. А это тоже самое, что тысячи стрел на туго натянутых луках. О нас говорят в народе,обсуждают каждое слово, каждый шаг. Если отвергли Мрака, то этот твой дудундолжен быть не хлипше. Иначе нас засмеют, а от смеха над царем всего шажок дотого, чтобы выволочь за бороду из терема! Да и тебя за дурость приставят развечто гусей пасти. Коров или овец не доверят. Чего будет стоить твое счастье?

Она отшатнулась. В глазах появилось подозрение:

— Дядя!.. Неужто и ему хочешь что-то поручить такое...такое... что под силу было только Мраку?

— А то и труднее, — кивнул царь. Добавил предостерегающе. —Тысячи стрел! Все сорвутся с тетив, если народ увидит, что твой Иваш уступаетМраку. Что людям до того, каков он дудун? Песнями не оборонишь, не накормишь.Людям нужен защитник.

После долгого молчания она спросила подавленно:

— И что ему хочешь поручить?

— Да что-нибудь громкое, известное. На чем можно за один разбессмертную славу заполучить. Чтоб второй раз уже с печи не слезать. Так идудеть оттедова.

Ее глаза обшаривали его лицо:

— Ты уже придумал? Или Кажан подсказал?

— Нет, Кажан за твоего Иваша. Да это и понятно. С Ивашомникаких хлопот. Я сам придумал. Только и того, что молодильные яблоки ижар-птицу добыть. А царевну заморскую я не восхотел, так и объявим. Мол, твойИваш готов был привезти, но у меня ты и так всем чудам на зависть.

Она сказала возмущенно:

— Но ведь молодильные яблоки и жар-птица... это два удалыхдела!

— Можно за раз, — успокоил он, — это примерно в однихкраях... Где-то в жарких странах, куда наших уток уносит на зиму нелегкая. Игусей тоже.

— В вирий?

Он поморщился:

— Да какой вирий... Что ты веришь в нянькины сказки? Боги быот гусиного гогота оглохли! Туда ж не только из Куявии, но из Артании и,наверное, даже из Славии всякое пернатое норовило бы втиснуться. Боги быозверели от их стрекота, кряканья, свиста. А перьев бы нападало сколько?.. Даесли бы только перьев! На самом деле все стаи летят мимо вирия. Волхвы говорят,в тех дальних краях зимы не бывает вовсе. Брешут наверняка, такого быть неможет, но все ж там, видать, зима потеплее. Или корму зимой больше. Торчат жепорою и у нас из-под снега ягоды на кустах? Словом, в тех теплых землях пусть ипоищет жар-птицу. Уважение, солнце мое, завоевывать надо! Власть на почтениидержится. Простой люд должон видеть, что царь больше них видал, в разных краяхбывал, не спился не... гм... а вернулся с добычей. Перед таким шапку ломают:мол, царствует по праву.

Светлана ушла в слезах.

Иваш брел, повесив голову, когда кусты впереди раздвинулись.Показалась голова огромного черного волка. Он смотрел на Иваша пугающе желтымиглазами. Пасть не раскрывал, но Иваш в смертной тоске сразу понял какие у негоклыки, и как хищно сомкнуться на его горле.

Пальцы задрожали, когда он представил как ухватится ими зарукоять меча, потянет на себя, выхватит... Но волк будет на нем раньше, чем рукоятьмеча окажется в ладони!