Все эти чувства заполнили мой разум за долю секунды.

Голова трещала от боли, перед глазами темнело.

Мое тело не могло это выдержать. Мой контроль над магией рушился. Душа тянулась вдаль, словно могла вот-вот ускользнуть и уже никогда не вернуться. Присоединиться к Уильяму, где бы он ни был. Для меня окончились бы муки жизни, и отдаться неизбежному казалось таким простым. Принять смерть, окунуться в волны ее океана, теплые и нежные, в отличие от жестокой, беспощадной реальности.

Воздух здесь казался особенно тяжелым, но по нему плыл знакомый голос моего брата, ясный и чистый. «Держись», – говорил он.

Нет, я не покину этот мир несостоявшейся, недочеловеком.

Впервые за долгое время я отчаянно хотела выжить.

Держись. Меня ослепила вспышка энергии, звезд и света и эмоций, подернутых дымкой магической силы.

Внезапно я пришла в себя и обнаружила, что лежу на траве перед зданием академии, под холодными звездами, но вокруг царит мертвая тишина, и воздух не такой прохладный, как был до этого. Я поднялась и увидела перед собой только Финна.

Он выглядел разбитым.

– Так это сон? – спросила я.

Он поднялся с земли и смахнул грязь со штанов.

– Наверное. Ты завопила как безумная банши, а потом рухнула на землю без сознания. Не успел я опомниться, как мы перенеслись сюда.

– Ты убил моего брата, – ядовито процедила я.

Он поднял руки, словно сдаваясь, и подошел ближе.

– Да, но мне очень жаль.

– Не особо. Иначе ты не хотел бы убить и моих друзей тоже.

– Ты не оставляешь мне выбора, Фрэнсис. Я люблю тебя больше, чем кто-либо на этом свете способен тебя любить!

Лишь в нескольких осколках моего разбитого сердца осталось желание довериться ему.

– Если такая у тебя любовь, мне она не нужна.

Финн вплеснул руками.

– А мне, думаешь, нужна? Любовь – это слабость!

Я покачала головой.

– Нет, Финн. Слабость – это желание контролировать тех, кого любишь.

Его лицо вытянулось, и он снова стал похож на того милого грустного парня, рядом с которым я уснула прошлой ночью.

– Думаешь, ты сможешь когда-нибудь меня простить?

Я благосклонно шагнула к нему и притянула в крепкие объятия. Однако он забыл первый урок магии, который сам мне и преподнес: в своих снах я – творец и разрушитель.

Я представила, как в моей руке появляется кинжал с жемчужной рукоятью, и стиснула его в пальцах.

Грудь Финна была надежной и теплой, и под рубашкой слышался мерный стук сердца. Я позволила себе насладиться моментом всего пару мгновений – закрыла глаза, положила голову ему на плечо…

А затем стала считать удары его сердца.

Раз.

Два.

Три.

Я вонзила нож ему в спину.

Я пришла в сознание в обычном, настоящем мире, и жадно схватила ртом воздух. Ощущение было такое, словно я погрузилась глубоко под воду и ударилась головой о дно холодного бассейна.

Вокруг меня раздавались кошмарные, отчаянные вопли. Я открыла глаза, но звезды сияли слабо, и лужайку перед «Колдостаном» заливала чернильно-черная тьма.

Рядом со мной лежал Финн. Он выглядел живым, и даже без следов раны, но выл от боли подобно раненому зверю. Мне даже пришлось напомнить себе, что ему не стоит сочувствовать, так страдальчески звучал его крик.

Руки у меня болели, и я с трудом поднялась на ноги.

До того как мы с Финном очутились во сне, мою волшебную силу можно было сравнить с огоньком свечи, дрожащим на ветру. Теперь же она пылала ярким костром и, словно языками пламени, окутала всех приспешников Финна. Сейчас контроль над их телами давался легко, словно для меня это было так же естественно, как дышать. Что-то открылось во мне.

Я заставила их рухнуть на землю, и повсюду захрустели ребра. Я управляла их душами… и своей собственной.

– Вы немедленно покинете «Колдостан» и никогда сюда не вернетесь. Это ясно?

Их болезненные стоны тут же сменились поспешными «да-да», и все двадцать «Сынов» помчались прочь – кто хромая, кто на всех парах – в сторону дороги, ведущей в город.

Лишь бы не пришлось потом жалеть о том, что я оставила их в живых.

Я склонилась над Финном и с презрением, с искренней ненавистью посмотрела на его идеально красивое лицо, в эту минуту пепельно-бледное.

Он больше не двигался и весь обливался потом, но глаза его были открыты.

– Что ты со мной сделала? Магия… я больше ее не чувствую!

– Может, потому, что ты бездушный монстр?

– Я не смогу так жить, – выдохнул Финн. – Лучше убей меня.

– Стоило бы, – едва слышно произнесла я, – и вроде как я должна этого хотеть, но…

Я наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Пока не могу.

Я пошла по траве, не оглядываясь на неподвижное тело Финна, которое сливалось с жутким мраком и сломанными тенями, где ему было и место.

Постепенно я перешла на бег и остановилась подле своих друзей, которые лежали, не двигаясь, единым созвездием.

Голова Лены кровоточила, рубашка Оливера вся покраснела, левый глаз Максин опух так, что больше не открывался. Я подошла к ним и коснулась своей душой, раздвинувшей границы реальности.

– Мне так жаль, – всхлипнула я.

А потом тьма поглотила меня уже полностью.

У меня все болело.

Я проснулась в своей постели в холодном поту, и тело ломило, как это часто бывает после долгого сна.

Руки и ноги не шевелились, горло саднило.

Я вспомнила, как выстрелили в Оливера, как я вонзила кинжал Финну в спину, как ощущала чужие души.

– Наконец отоспалась? – крикнула мне Лена с кровати.

– Давно я уснула? – прохрипела я.

– Дня три назад, – ответила Максин.

Она сидела на кровати Руби и листала журнал Vanity Fair. Под глазом у нее красовался большой фиолетовый синяк.

– Прости, Максин. Поверить не могу, что обвиняла тебя в смерти Уильяма.

Она покачала головой.

– Я уже тебя простила. Конечно, обвинение жестокое, но по крайней мере ты посчитала меня достаточно интересной, чтобы я могла вести двойную жизнь тайной убийцы.

Тут я обратила внимание на аккуратно заправленную кровать Руби, и тревога сотрясла мое сердце.

– Она?..

– Жива, но вчера уехала домой, – объяснила Лена.