И я ушла, как только мы начали общаться с Нилом вновь. Никто не собирался делать тебе больно. Все это…

— Ладно, Ариш. Проехали. Вам хорошо вместе?

— Да, — отвечаю я без запинки.

— Надеюсь, так и будет. И вы второй раз не разойдетесь. Хотя, лично я считаю, сходиться вновь слишком глупо. Но… счастья вам.

— Спасибо. И тебе. Ты прекрасный человек и достоин самой лучшей девушки в мире.

— Уверен, так и будет. Я пойду.

— Пока… — шепчут мои губы, когда я стараюсь вытравить из сердца печаль.

Кирилл действительно достоин быть любимым. Очень надеюсь, что в его жизни скоро появится женщина, которая сможет подарить ему счастье.

Я провожаю Кира рассеянным взглядом и поворачиваюсь навстречу своему будущему. Мужчине, чьи черные глаза очаровали меня еще восемь лет назад. И не выпускают из плена до сих пор.

ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

Около шести лет спустя…

— А Матвей где?

Мой напряженный взгляд внимательно ощупывает все углы, выступы и деревья на участке. Сыночек настоящий шалопай, что я иногда за голову хватаюсь. Даже Ратмир таким не был, хотя он тоже давал родителям жару, еще и мне частенько доставалось от забав братишки.

— Где-где, — снисходительно улыбаясь, Нил приближается ко мне и ласково целует в висок. Его руки всегда заботливые и нежные. А взгляд способен растопить душу. — С батей твоим, конечно. Строят планы по хакерским атакам и завоеванию мира.

— С четырехлетним ребенком?

— Не строй иллюзий насчет его ангельской внешности. И ему скоро пять. Он уже почти взрослый бесенок.

— Когда он чуть не испортил твой телефон, ты не был настолько благодушен.

— Матвей сказал, что он проводил опыты, как в наборе юного химика. И ему понадобилось стекло.

— Убедительный аргумент, да? На упаковке написано: «От семи лет». Тебе просто нужно было немножко подождать.

Нила самого за уши было не оттянуть от этого набора.

Супруг нежно привлекает меня к себе и медленно наклоняется.

Его язык твердо чертит линию между уголками моих губ, ладони прижимают к себе все крепче.

Тут я ощущаю, как что-то мягкое и теплое проезжается по моим ногам.

Я вздрагиваю от неожиданности и непроизвольно смотрю вниз.

— Мяу… — доносится снизу жалобный звук.

О боже!.. У меня вырывается несдержанный смешок.

— Ни-и-и-ил…

— М?

— Просто посмотри вниз.

Я уверена, несдержанный хохот любимого мужа услышали даже Матвей с папой.

— Это что, шарфик мой, да? — я заслоняю рот рукой, разглядывая порезанную ткань.

— А я предлагал обычную кошку взять. С шерстью, — бурчит Нил себе под нос и тут же кричит в пустоту: — Матвей!

Сынишка с широкой улыбкой пулей прибегает к нам, и как только взгляд его замирает на нашей питомице. Внезапно останавливается и не доходит до нас два метра.

К нему присоединяется папа и подозрительно косится на нас с Нилом.

— Итак, — начинает супруг. — Ты не знаешь, что с кошкой случилось?

Наша годовалая лысая любимица жалобно смотрит на меня.

— Я ей помог, — с детской непосредственностью заявляет Матвейка. — Ну, она же без шерсти! Ей холодно. У нас вот одежда есть. А у нее — нет. Можете не благодарить!

Я присаживаюсь на корточки и ласково глажу Багиру, стягивая с нее остатки моего шарфа. Под ним оказались еще и ватные диски. На самом деле выглядит это настолько забавно, а мордочка с возмущено торчащими усиками такая недовольная, что я еле сдерживаю смех.

— А вата зачем? — уточняю я, освобождая кошечку.

— Чтоб ей теплее было, — звучит непосредственный ответ.

— Матвей. Не надо ничего на кошку надевать или завязывать. Если ей нужна будет одежда, мама тебе об этом обязательно сообщит. Договорились?

— Угу, — бурчит сынишка.

— Но за смекалку пять с плюсом. Кстати. Я еще о чем хотел спросить… — начинает Нил, делает шаг вперед и тут раздается резкий окрик:

— Пап! Стой!!! Не ходи!!!!

— Поче… — растерянно уточняет Нил, но закончить не успевает: спотыкается обо что-то. Запинается и летит вперед. Все происходит так быстро, что я не успеваю даже моргнуть: откуда-то доносится тихое шуршание, и на Нила резко выливается… вода, и детское пластмассовое синее ведерко следом летит на голову. — Какого…

Супруг проглатывает последнее слово, потирая ушибленный лоб, и медленно-медленно опускает негодующий взгляд на сына.

Механически стряхивает с себя капли.

Папе в лицо я даже смотреть не хочу, он едва сдерживает смех. Губы его плотно сжаты в попытке пресечь порывы веселья, во всегда строгих серых глазах пляшут озорные смешинки. Папа даже руки на груди сложил, сотрясаясь от сдерживаемого хохота.

— Так, юный исследователь, — допытывается Нил, — это что такое?

— Сигнализация! — с гордостью заявляет сын. И оглядывается на деда.

— Зачем? — раздраженно чеканит Нил.

— Для безопасности. Это от преступников!

— То есть основной охранной системы тебе недостаточно?

Нил подозрительно прищуривается, а я, кажется, начинаю догадываться, откуда ноги растут….

— Я же говорил: сработает! — громкий довольный детский шёпот стихает, когда папа старается закрыться ладонью, а потом неторопливо потирает переносицу, прищуривая смешливые глаза.

Нил поднимает возмущенный взгляд на тестя. Нет, они уже давно не воюют, но папа нечасто упускает возможность подшутить над зятем.

Я складываю руки на груди и тихо вздыхаю. Ну вот чего они?

— Миль Арамович! — цедит Нил, а сам прячет ладони в карманах.