Перед лицом всех перечисленных ошибок, просчетов и чреватых последствиями упущений последующая похвальба начальника Генштаба, что он «этим предприятием все поставил на одну карту и… выиграл»[865], граничила с грубым обманом общественности. В действительности Мольтке ставил на две «карты», из которых первой, как самую многообещающую, вытянул карту Людендорфова «налета». Он верил в его успех настолько, что вместо разработки альтернативного плана приказал, «если налет на Люттих не получится сразу», просто «повторить» тот же самый![866] В этом случае он даже был готов отложить прорыв с третьего-четвертого на десятый мобилизационный день. Лишь в качестве самого крайнего средства он предусмотрел другие меры, держа наготове на имперской территории неизвестные доселе, самые мощные в мире 42-см (в отличие от обычных для того времени 28-см орудий) мортиры метровой длины, весом 18 центнеров, с дальнобойностью свыше 15 км, пробивавшие бетонные стены трехметровой толщины[867]. «Налет» не удался: король Альберт призвал генералитет и население сопротивляться «до последнего»[868], комендант крепости передал этот приказ войскам, вспыхнувшая в результате народная война стала производить опасное воздействие на немецкие войска[869] и так задержала вступление армий вторжения в Бельгию, что все западное развертывание приостановилось и график западной кампании оказался под серьезной угрозой, — и 8 августа ВК в отчаянии прибегло к этому ultima ratio. Чудовищные орудия с невиданной разрушительной силой разнесли форты в пух и прах один за другим[870]. Только когда от них не осталось камня на камне, словно после землетрясения, немецкая армия смогла протиснуться в льежское игольное ушко.

Планирование «налета» показало слепую веру Людендорфа в безжалостные спецоперации. Осуществление началось в режиме строжайшей секретности. Императору предоставляли выборочные сведения[871], рейхсканцлера уведомили только 31 июля. Офицерам и рядовым даже при отборе в части, которые первыми пойдут на приступ, не следовало «знать… для чего их намерены задействовать». А узнав, они поняли: «Нами собирались пожертвовать, чтобы проделать проходы в заграждениях, завалить рвы нашими телами, превратив их в мосты для последующих штурмовых пехотных полков!»[872] Ибо план требовал от бойцов маловыполнимого: бесшумно прорваться через кольцо укреплений в пяти намеченных интервалах (орудуя против врага штыками и прикладами) к двум внутренним укреплениям города, форту Шартрез и цитадели, занять их, взять в плен коменданта и принудить к сдаче 12 внешних фортов, в то время как обстрел города 9-м авиаотрядом и бомбардировка с цеппелина[873] деморализуют население и заставят его созреть для капитуляции. Людендорф позже восхвалял «неслыханно смелый подвиг — проникнуть за линию фортов внутрь современной крепости»[874], умалчивая о том, что само по себе это никоим образом не помогало достичь цели операции — вывода крепости из строя.

Он строил свой план, беспечно положась на тайные подготовительные работы секции IIIb. Та вообще не жалела ни сил, ни денег на вербовку среди мирного штата гарнизонов неприятельских пограничных крепостей местных агентов, которые в силу своего положения, знаний или рода деятельности могли способствовать или прямо помочь их взятию[875], а в Льеже дело облегчалось тем, что здесь были «очень многочисленны и сильны сторонники соглашения с Германией»[876]. Ей удалось завести агентов и в городе, и в крепостном гарнизоне мирного времени, поручив им особые функции при вступлении немецких войск[877]. Помимо штатских и военных агентов секция IIIb в т. н. период напряженности перед объявлением войны засылала в Льеж «предконфликтных» агентов под видом туристов или деловых людей, которые работали там особенно успешно[878]. Она добилась того, что «организация немецкого шпионажа [в Льеже] отличалась изобретательностью, превосходившей любые ожидания»[879], и «в момент открытия военных действий Льеж представлял собой гнездо немецких шпионов; они проникли во все государственные службы и ухитрялись даже уничтожать взрыватели в минах, едва их закладывали». Вследствие такого саботажа бельгийцы не сумели взорвать многие туннели, мосты, железнодорожные пути и шоссе, заминированные в последние дни перед немецким вторжением. Их попытки следить за приближением немцев также потерпели неудачу: «Немцы знали о наших усилиях по наблюдению за ними… благодаря тучам своих шпионов… они были полностью в курсе всего, и я говорю не только о платных шпионах, но и о живущих в Бельгии немцах, которые вели разведку из патриотических соображений»[880].