могли позаботиться о себе. Это стало смыслом нашей жизни. Но я помню свои мысли. Я понимала, что не знала бы, как себя вести, если бы наша мать умерла. Она делала для нас все. Выбирала то, что считала важным и не очень. Я знаю, что делала то же самое для своих детей. Я говорила: "Не стоит даже думать об этом”, – и принимала все решения, прежде чем они успели бы сами задуматься о проблеме».

Когда у Эммы родились дочь и сын, она почти полностью повторила родительское поведение матери. Редко выпускала детей из дома и не давала им заводить друзей. Планировала их день. Восприняла как должное независимость сына, но ей пришлось немного поработать, чтобы привить это качество дочери. Эмма сохраняла эмоциональную дистанцию, позволяя детям разбираться с личными проблемами самостоятельно.

Ей казалось, что в их отношениях все хорошо, пока несколько лет назад она не приехала в гости к своей взрослой дочери. Ее маленькая внучка плохо себя вела, и Эмма поняла: что-то пошло не так.

«Я поняла, что мы трое не могли находиться вместе, – поясняет Эмма. – Двоим из нас было хорошо. Мне было хорошо с внучкой. Мне было хорошо с дочерью. Но как только мы собирались вместе, что-то выводило внучку из себя, и она превращалась в сорванца. Это ужасно. Очевидно, мы с дочерью чем-то раздражаем ребенка. Я до сих пор не знаю, чем именно. Но одно очевидно: мы не знаем, какими должны быть на самом деле. Чего-то не хватает. Мне кажется, это связано с тем, что моя мать не научила меня в первую очередь быть человеком, а потом уже – женой и матерью».

Вскоре после того случая Эмма обратилась к психологу. Ей хотелось проанализировать отношения с матерью и дочерью. Понадобилось почти три года, чтобы избавиться от идеализированного образа матери. «На первом сеансе я сказала, что моя мать идеальна, – говорит Эмма. – Со временем я поняла, что могу придраться ко всему, что она делала. Тогда я очень разозлилась. Как она могла быть такой? Почему она не понимала, что мы нуждались не просто в скале? Она не позволяла детям проявить слабость». Благодаря поддержке психолога Эмма постепенно избавляется от обвинений и гнева. Теперь она относится к своей матери, как к ребенку от матери, пытаясь понять ее поведение. «Сейчас я снова считаю сильный характер матери чем-то чудесным, – делится Эмма. – И вижу, что она ни в чем не виновата. Она не могла дать мне то, чего не получила сама. Но это не делает мою жизнь, жизнь моей дочери и внучки менее болезненной».

Недавно дочь Эммы согласилась обратиться к психологу. Они вместе анализируют свои отношения и выстраивают новое родительское поведение для внучки. Эмма также предлагает своей 76-летней матери присоединиться к их сеансам. Она не рассчитывает на счастливое преображение семьи, но продолжает надеяться. Как узнали несколько поколений женщин в ее семье, никогда не поздно пересмотреть и исцелить прошлое.

Глава 12

Женщина-феникс

Креативность, достижения и успех

Начиная с 13 лет и заканчивая 44 годами, Вирджиния Вулф была одержима воспоминаниями о своей матери. Джулия Стивен, умершая от ревматической лихорадки, когда ее младшей дочери было 13 лет, продолжала жить как «невидимая сущность» в жизни Вулф, когда та начала работать литературным критиком, а позднее стала писательницей. «Однажды, когда я гуляла по Тависток-сквер, мне пришла в голову идея написать “На маяк”. Это произошло так же, как и с другими книгами: в огромной, по-видимому неосознанной, спешке», – рассказывала Вулф в эссе «Зарисовка прошлого».

Одно событие перешло в другое… Я написала книгу очень быстро. Когда она была готова, моя одержимость матерью исчезла. Я больше не слышу ее голос, не вижу ее.

Полагаю, я сделала для себя то, что делают психоаналитики для пациентов – выразила очень давнюю и глубокую эмоцию. Выразив ее, я пояснила ее и похоронила. Но что значит «пояснить»? Почему, раз я описала в книге эмоцию и свое отношение к ней, мое отношение к матери и чувства к ней должны стать тусклыми и слабыми? Возможно, однажды я найду объяснение.

С тех пор как Фрейд описал креативность как попытку компенсировать детскую неудовлетворенность и отсутствие самореализации, психологи и творческие личности пытались объяснить связь между ранней утратой, креативностью и успехом. «Говоря об утрате родителя, мы обычно говорим о патологии и боли, – утверждает Филлис Клаус. – Но любая трагедия в жизни может стать основой для креативности и роста, который поможет переосмыслить трагедию. Интересно понять, что помогает людям выйти на данный этап. Порой причина кроется в способности заглянуть вглубь и стать тем, кем человек действительно хочет стать, прожить жизнь со смыслом, не тратя бесцельно ни одного дня».

Ранняя утрата матери нередко становилась стимулом для позднего успеха дочери. Если туберкулез был болезнью художников, утрата матери была ранней трагедией писательниц. Десятки выдающихся женщин потеряли матерей в детстве или в подростковые годы. Среди них – Мэри Шелли (потеряла мать в возрасте 11 дней), Гарриет Бичер-Стоу (потеряла мать в пять лет), Шарлотта, Эмили и Энн Бронте (потеряли мать в пять лет, три и один год), Джордж Элиот (потеряла мать в 16 лет), Джейн Аддамс (потеряла мать в два года), Мария Кюри (потеряла мать в 11 лет), Гертруда Стайн (потеряла мать в 14 лет), Элеонора Рузвельт (потеряла мать в восемь лет), Дороти Паркер (потеряла мать в пять лет), Маргарет Митчелл (потеряла мать в 19 лет) и Мэрилин Монро, которая все детство провела в приютах.

Многие известные мужчины тоже лишились матерей в раннем возрасте. Среди них – государственные деятели (Томас Джефферсон, Авраам Линкольн), творческие люди (Микеланджело, Людвиг ван Бетховен), мыслители (Чарльз Дарвин, Георг Гегель, Иммануил Кант) и писатели (Джозеф Конрад, Джон Ките, Эдгар Аллан По). Когда психолог Марвин Айзенштадт провел историческое исследование на основании биографий 573 знаменитостей, начиная с Гомера и заканчивая Джоном Кеннеди, он обнаружил, что уровень утраты матерей среди выдающихся людей или гениев искусства, гуманитарных и естественных наук, а также военного дела в три раза превышал тот же показатель среди обычного населения, даже после того как был принят во внимание уровень смертности прошлых столетий. А другие ученые выявили такой же высокий уровень утраты матерей среди малолетних преступников и заключенных. Видимо, дети, потерявшие родителей, приобретают ощущение фатализма, ожидая и даже навлекая на себя трагические события, либо берут себя в руки и находят силы и мотивацию жить дальше.

Почему