— Над трактатом «О монархии», — ответил тот с гордостью, — я рад, что делаю это сейчас, во время долгожданного союза земной и духовной власти.

— Ох, лучше бы не спешить с подобными выводами, — осторожно возразил настоятель. — Видите ли, в данный момент его святейшество находится в союзе не только с императором, но и с его врагом — французским королем Филиппом.

«В конце концов, это может быть не так уж плохо, — думал Данте по пути из церкви, пытаясь отвлечься от своего разочарования, — может, и Генрих с Филиппом также прекратят вражду. Правда, верится с трудом…»

Наконец трактат «О монархии» был завершен. К этому времени император настолько окреп, что предательство папы Климента уже не имело никакого значения. На его стороне воевал герцог Австрийский Леопольд I. Сильные войска собрали брат императора, архиепископ Трирский Болдуин, и сын Иоанн. Мятежные города (среди них и Флоренция) серьезно задумались.

Узнав, что Генрих, готовясь к новому визиту в Рим, остановился в местечке Буонконвенто неподалеку от римской дороги, Алигьери собрался туда.

Конец лета 1313 года выдался на редкость жарким. Поэт, уже подошедший к пятидесятилетнему рубежу, чуть не умер в дороге в первый же день. Отлежавшись, он решил продолжить путь ночью, но попасть в Буонконвенто ему все же не довелось. На закате солнца, едва покинув постоялый двор, он встретил пышную похоронную процессию, сопровождаемую императорскими рыцарями. Они направлялись в Пизу.

— Какую знатную персону провожаете в последний путь? — поинтересовался Данте.

— Императора Генриха, — последовал ответ.

* * *

Подобное состояние поэт уже испытывал много лет назад, когда умерла Беатриче. Жизнь схлопнулась до абстрактного существования, утратив краски, звуки, запахи…Чино да Пистойя, вовремя появившийся в Пизе, уже не знал, каких лекарей звать к другу, не желающему принимать пищу и медленно умирающему на постели в чужом доме. Какая-то монахиня посоветовала Чино отвезти Данте в какой-нибудь уединенный горный монастырь. Там, высоко в горах, наедине с Богом, люди излечивались от самых тяжелых скорбей и разочарований.

Алигьери не сопротивлялся переезду в монастырь и даже согласился немного поесть. После трапезы да Пистойя посадил безучастного друга на осла, привычного к горным тропам, сам оседлал второго такого же, и они поехали в Апеннины, где высоко под самым небом, вдали от суеты и политических интриг, стоял монастырь Санта-Кроче-ди-Фонте-Авеллана.

Привезя туда поэта, Чино отдал монахам щедрые пожертвования и уехал, пообещав другу молиться за него. Через несколько месяцев он собирался навестить его.

Из кельи виднелись ослепительные снега. Редко-редко пролетала большая птица. На столе лежало лишь две книги: Библия и «Житие святого Бенедикта». Данте чувствовал себя бесплотным духом, забывшим прежние привязанности. Свет свободно проходил сквозь его существо. И как же прекрасно оказалось, что те стихи про ад не имели никакой колдовской силы! Пусть живут и понтифик-интриган, и жестокий король. Может, еще успеют искупить свои грехи? Игрушечный ад остался в детстве, под лимонным деревом, которое давно уже сгорело и пепел развеялся.

Теперь каждый день поэт начинал с чтения Священного Писания и удивлялся, почему он не делал так раньше. Дни тянулись медленно, будто во времена Ветхого Завета. Высокогорное лето мало отличалось от зимы. Данте потерял счет времени и не удивлялся, почему не приезжает да Пистойя.

А Чино боролся с болезнью. Он был уверен, что это чума, но умирать не смел, потому как обещал другу приехать. А главное — у него имелись важные вести для мессира Алигьери. Правда, они нуждались в проверке. И ради этого да Пистойе пришлось выздороветь.

Только в декабре 1314 года исхудавший и бледный правовед добрался до горного монастыря и предстал перед другом. Тот сильно постарел, но его вид не вызывал беспокойства.

— Мне хорошо здесь, — подтвердил он, — я много думал о прошлом и вполне успокоился. Богу виднее. Жаль только, что так много времени потрачено мной на эти мрачные стихи о преисподней. В них мало толку. Лучше, если бы я больше оттачивал перо в том новом сладостном стиле, что открыл нам покойный Гвидо Кавальканти.

— Нет, — возразил Чино, — твои стихи об аде — это нечто особенное. Они и впрямь влияют на мир.

— Влияют? Тамплиеры тоже на это надеялись. И пошли на корм червям.

— У тамплиеров были свои отношения с Господом. Но папа Климент-то все же мертв, разве ты не знаешь?

— Да, слышал. И что? Я не имею к этому никакого отношения.

— А ты знаешь, что Климента, уже мертвого, поразила молния? Его положили в церковь перед погребением, от удара молнии произошел пожар такой силы, что тело потом не смогли найти. Он канул в огненную щель, как ты и написал.

Алигьери поморщился:

— Ты притягиваешь за уши. И потом: Филипп Французский ведь жив.

— Нет! — Чино почти закричал. — Он умер совсем недавно, 29 ноября! Ради этого я так спешил к тебе. И знаешь, что произошло? На охоте прямо на него выскочил огромный кабан. Никто не знает, ударил ли он короля клыками или просто испугал, но через несколько дней его величество отошел к праотцам.

Данте долго молчал. Потом медленно произнес:

— Значит, все-таки не игра. Интересно, как бы назвал это старый птичник: свободой или тюрьмой?

— Какой еще птичник? Ты не болен ли часом? — обеспокоился Чино.

— Нет, — спокойно ответил Алигьери, — да мне теперь и нельзя болеть. Нужно написать очень большую книгу.

— Я бы на твоем месте все-таки побольше отдыхал, — сказал да Пистойя, опасливо оглядывая друга.

— Нет у меня времени, — вздохнул Алигьери, — и так уже наотдыхался больше половины жизни.

Глава тридцать третья. «Входящие, оставьте упованья»

Семнадцать лет длились скитания нашего героя по городам и синьорам. Постоянное самосовершенствование, попытки приблизиться к сильным политикам, стать их советником. Призывы к Генриху VII, письма императрице Маргарите от имени графини Баттифолле в качестве ее секретаря, сочинение политических трактатов и — урывками — своей великой поэмы… Именно она в итоге принесла ему собственный дом и покой, хотя бы на недолгое время, и стала опорой в жизни его детей.

Синьор города Равенна Гвидо Новелло да Полента никогда не являлся сильной политической фигурой, да и не стремился к этому в отличие от многих своих родственников. Он был настоящим гуманистом, более всего ценящим мир, искусство и просвещение. Почему да Полента обратил внимание на Данте? Возможно, он действительно хорошо разбирался в поэзии и смог оценить гениальность своего современника. Может быть, роль сыграло сочувствие к горькой судьбе изгнанника. Есть и еще одна немаловажная причина. Франческа да Римини, так ярко и красиво описанная нашим героем, приходилась синьору Равенны теткой, и, конечно же, да Полента не мог не обратить внимания на этот