нём того, кого надо найти. Иначе как же нам тогда дальше плыть-то? Ведь не можем же мы так… без тех, кого надо найти. Пусть это конец корабля, пусть это конец света, а всё равно… надо найти. И остановить.

Иногда шизофренический мир атакует человека на суше, как Робин Гуд, иногда – на воде, как Чёрная Борода. В любой точке пространства и времени завязывается свой Армагеддон… потому что битва за душу каждого человека – это и есть малый армагеддон.

За стеклом, как в вольере, бесновался сумасшедший мир. Где-то здесь, по всей логике, должна была находиться Вера… И она здесь находилась. Ромка первым разглядел её сквозь стеклянную дверь в носовой части. Она ползала по бортовым перилам, кажется, примериваясь, где там будет проще и красивее стартовать в воду. Подбежали остальные, но… открыть дверь было невозможно: на неё давила с той стороны вся буря. Вот что значит чувствовать себя мухами на стекле!

– Бесполезно! это же носовая дверь! – первым понял Кирилл и побежал через коридор к другой.

Та тоже поначалу никак не поддавалась. Ураган обтекал зёрнышко корабля, полируя его, конопатя и блокируя своими струями все выходы. Воздух ведь – а какое чудище! Кто же задумывался, что мы всё время живём внутри невидимого монстра, который обычно дарит нам жизнь, но стоит только ему прибавить скорость – и уже никто на свете с ним не справится. Дверь, когда на неё изнутри нажали, упруго завибрировала, как рука борца в армрестлинге. Когда порыв на секунду чуть-чуть ослабел, она приоткрылась, как бы приглашая протиснуться. Продавиться меж челюстей. Фонтан брызг резко ударил навстречу, словно буря нарочно играла, устраивая из почти трагедии почти аттракцион.

Кирилл, крепко рванувшись, в тяжкой борьбе с дверью протиснулся первым. За ним – Марина и как-то опередивший Ромку Саша. Марина вдруг резко поскользнулась в луже за самой дверью и, опрокидываясь, полетела затылком прямо на латунный косяк.

– Мама! Осторожно! – крикнул Саша, хватая её. Как-то у него это вырвалось.

Они вдвоём шлёпнулись на мокрую палубу, но прокатились так, что голова Марины всё-таки остановилась в паре сантиметров от металлической грани.

– Спасибо! сам-то не расшибся?

– Не-е… вставайте, я помогу!

Кирилл вернулся и тоже помог Марине подняться. В этот момент корабль сделал очередной бросок, мотнувший и буквально притиснувший их к стенке.

– Э-эй! Я не могу открыть дверь! – задыхаясь, сказал Ромка: всего-то в метре от них, но по-прежнему по другую сторону. Будто кто-то невидимый опять навалился. Всё было как во сне. Время ускорилось, и несколько событий вмещалось в каждую секунду.

Корабль, как огромное пьяное существо, качнуло в другую сторону, и дверь сама распахнулась, вышвыривая Ромку.

Но на этот раз уже поскользнулся и упал оглянувшийся на него Кирилл. Ромка, сам едва удерживая равновесие, инстинктивно удержал его, схватившись другой рукой за внешний косяк. В следующий же миг корабль, естественно, накренило на другой бок, дверная пасть хищно захлопнулась, а Кирилла ткнуло плечом и головой в стенку. Правда, не слишком сильно. Через несколько секунд они с Ромкой почти в обнимку, вполуслепую, двинулись вдоль палубы, вдоль края света. Это был длинный балкон прямо в космосе, который бомбардировало из бездны чем-то неживым, холодным и секучим.

– Ну как ты? – бросил Кирилл.

– Всё о`кей! – откликнулся Ромка, неопределённо потряхивая рукой. Тушил о мокрый воздух пожар в отшибленных дверью пальцах: вроде, сейчас не до пальцев, чтоб о них говорить.

Она сидела на перилах, как на жёрдочке. "Курица!" – выругался про себя Кирилл.

– Оста-вьте! – визгливо крикнула она, завидев приближение спотыкающихся о ветер людей. – Я умереть быстрее хочу… чтоб не мучиться!

И с отчаянной надеждой глядела вниз. Взборонённая водная пашня всегда готова принять зерно, которое, в отличие от евангельского, никогда не прорастёт.

Да, есть такая степень страха смерти, по сравнению с которым и смерть не страшна. От конечности жизни убегают в её конец. От "морской болезни" – в море за бортом.

Почему-то мало кто задумывается, что "конец света" – это самоубийство мира. Это не Бог с какой-то горячки мир уничтожает, это мир с какой-то горячки отпрыгивает от Бога – стало быть, и от Жизни. Мир окончательно бросается в "спасительные" объятия своего мёртвого "царя", а тот по определению на жизнь неспособен, потому и губит всё по принципу "тонешь сам – топи другого". Боясь шторма, прыгай в шторм.

Крылатая фраза из "Айболит-66" (кстати, и номер-то до чего "символичный"!): "Прыгай в костёр, мартышка!" Вот пришёл Бармалей-Антихрист – так чего ж ещё осталось, как не бросаться! Он же такой обманщик-бяка, – как же всем порядочным мартыш… людям не "прыгнуть в костёр" в качестве протеста.

О самоубийствах со времён античности писан такой короб, что вокруг этого "акта" поневоле вырос чуть не лавровый венец – зажёгся ореол чего-то… если уж не совсем героического, то по крайней мере, величественного и волевого. Но на деле эта сценка выглядит, оказывается, совершенно шизоидно, а величественного в ней не больше, чем в чьём-то поносе или рвоте. Кто хоть раз в жизни, хотя бы мельком видел то, что увидели сейчас Кирилл, Марина и ребята, до конца дней не забудет чувство гадливости от чьей-то истерики в квадрате, называемой "волей к смерти". Всё, что решает за человека сидящий в нём глист, всегда по-червячьи омерзительно.

Первым успел подскочить Саша.

– Ты чё, дура!? – крикнул он Вере, как раздражённый взрослый несмышлёному ребёнку. И так крепко, не церемонясь, хватанул за руку, что ей было уже не вырваться. На секунду показалось даже, что сейчас он отвесит ей затрещину.

Когда-то слишком поздно было спасать маму…

В пару секунд всё разрешилось. В следующее же мгновение подбежал Кирилл. Веру быстро сняли с её "жёрдочки".

– Да оста-авьте! Оста-авьте! – билась она в истерике.

Но теперь её ставшая неопасной истерика уже мало кого интересовала.

– Так-то мне ещё никого не приходилось спасать!.. – прозаически пробормотал Саша.

– Учись… – просто ответила Марина.

"А ведь у сашиной мамы и у Веры один "духовный отец"!" – только сейчас вспомнил Кирилл. Жизнь наша устроена так, что все параллельные в ней когда-нибудь пересекаются.

– Ты нам обещаешь, что больше не выбросишься!? – решительно повторяла Марина, держа Веру за обе руки. – Ты обещаешь… ради нас! Это очень важно. Ты не имеешь права! Даже если мир кончится, тебе мы кончиться не разрешим.

– А если это действительно конец?

– Мир может делать что хочет, а тебе мы не разрешаем, – повторила Марина.

Здесь и сейчас именно она управляла мирозданием.

Только так и можно общаться в подобных ситуациях с подобными